На следующий день папа не стал будить меня, и я спустилась вниз далеко за полдень. Я хотела провести время до ужина в теплой гостиной, но, открыв дверь, увидела Дитте. Они с папой сидели у камина и, как только я вошла, прервали разговор. Папа стал набивать трубку, а Дитте подошла ко мне. Без всяких колебаний она обняла меня, пытаясь уместить мое долговязое тело в свои пышные формы. Она думала, что все еще имеет на это право. Я не ответила на объятия, и Дитте отпустила меня.
— Я записала тебя в Оксфордскую среднюю школу для девочек, — сообщила она.
Мне хотелось кричать, плакать и ругаться на нее, но я молча смотрела на папу.
— Надо было отправить тебя туда с самого начала, — с грустью в голосе сказала Дитте.
Я вернулась к себе в комнату и спустилась вниз лишь тогда, когда услышала, что она ушла.
Она писала мне каждую неделю. Я не притрагивалась к ее конвертам, они так и лежали на комоде у входной двери, а когда накапливалось три или четыре письма, папа их уносил. Спустя некоторое время Дитте стала вкладывать послания для меня в письма к папе. Он оставлял их на комоде в разложенном виде, и страницы с почерком тети умоляли меня прочитать их. Я смотрела на письма, пробегала глазами несколько строчек, а потом безжалостно сминала страницы, чтобы выбросить их в мусорную корзину или огонь.
Оксфордская средняя школа для девочек находилась на Банбери-роуд. От нее рукой было подать до Скриптория, но ни я, ни папа не решились сказать об этом вслух. Там я встретила нескольких девочек, с которыми училась вместе в школе Святого Варнавы, но я отставала по многим предметам. В конце учебного года директриса вызвала папу в свой кабинет и сообщила ему, что я провалила экзамены. Я сидела на стуле у закрытой двери и слышала, как она сказала папе: «Не вижу смысла продолжать здесь учебу».
— Что же нам с тобой делать? — спросил папа на обратном пути в Иерихон.
Я пожала плечами. Все, что мне хотелось, — это спать.
Дома папу ждало письмо от Дитте. Он вскрыл конверт и начал читать. Я видела, как покраснело его лицо и сжались челюсти. Он ушел в гостиную и закрыл за собой дверь. Стоя в коридоре, я ждала плохих новостей. Когда папа вышел, он держал в руке страницы, которые Дитте написала мне. Другой ладонью он погладил мою руку от плеча до кисти, пока наши пальцы не сжались вместе.
— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? — спросил папа, положив письмо на комод. — Я думаю, тебе нужно это прочитать.
Он ушел на кухню наполнить чайник, а я взяла письмо с комода.