28 июля 1898
Моя дорогая Эсме!
Гарри пишет, что ты до сих пор не пришла в себя. Подробностей он, конечно, не рассказывает, но в одном абзаце называет тебя «безучастной», «погруженной в себя» и «вечно уставшей». Больше всего его тревожит то, что ты целыми днями сидишь у себя в комнате и обходишь Скриппи стороной.
Я думала, что тебе станет легче после возвращения из Колдшилса домой к отцу, но прошло уже три месяца. Теперь я надеюсь, что твое настроение улучшит наступившее лето.
Что у тебя с аппетитом, Эсме? Ты была такой худой, когда я видела тебя последний раз. Я просила миссис Баллард баловать тебя сладостями и, пока Гарри не написал, что ты почти не выходишь из дома, с удовольствием представляла, как ты сидишь на стульчике у нее на кухне, а она печет тебе пирог. В моих представлениях ты все еще маленькая девочка в желтом фартучке в горошек, который ты завязывала прямо на груди. Такой я видела тебя однажды, когда приезжала к вам в Оксфорд. Тебе было лет девять или десять — уже не помню.
В Колдшилсе творилось что-то нехорошее, правда, Эсме? В твоих письмах об этом не было ни слова. Теперь я понимаю, что они были слишком безупречными. Я читаю их и вижу, что они были написаны кем-то другим, хотя и твоим почерком.
На днях я перечитывала письмо о том, как ты отправилась к древнеримской крепости Тримонтий, сочинила стихотворение в романтическом стиле Вордсворта и успешно написала контрольную по математике. Помню, я гадала, довольна ли ты прогулкой и гордишься ли стихотворением. Отсутствие эмоций в письмах было намеком, а я его не заметила.
Мне следовало обращать больше внимания на то, чего не хватало в твоих письмах. Я должна была навестить тебя. И я бы приехала, если бы не болезнь Бет. Когда она выздоровела, директриса отговорила меня от поездки, сказав, что мой приезд посреди семестра может вывести тебя из равновесия. И я к ней прислушалась.
Гарри хотел забрать тебя домой еще раньше (откровенно говоря, он вообще не хотел, чтобы ты уезжала). Это я, моя дорогая Эсме, убедила твоего отца, что его тревоги напрасны, что девочке, которая училась в приходской школе и бегала на ланч в Скрипторий, непросто привыкнуть к школе-интернату. Я просила его подождать еще год, думая, что ситуация изменится к лучшему.
Забрав тебя на Пасху, Гарри написал мне самое резкое письмо в своей жизни. Он сказал, что в Колдшилс ты не вернешься, как бы я к этому ни относилась. Ты помнишь, я приехала на следующий день в Оксфорд и, увидев тебя, полностью согласилась с его решением.
У меня не получилось поговорить с тобой, но я надеялась, что время залечит твои раны. Видимо, тебе нужен больший срок. Ты в моем сердце, милая девочка, даже если мне в твоем сердце места больше нет. Надеюсь, это не навсегда.
К письму я прилагаю газетную вырезку, которая, как мне кажется, будет важна для тебя. Не хочу строить предположения, хотя удержаться от этого сложно. Пожалуйста, прости меня за то, что была слепой.
С глубочайшей любовью к тебе,
твоя Дитте