По мере того как дни стали приближаться к весне, мое настроение улучшилось. Я с нетерпением ждала поручений за пределами Скриптория, и у меня уже был намечен треугольный маршрут между Саннисайдом, Издательством и Бодлианской библиотекой.
Я перекладывала книги из корзины у двери в багажник велосипеда, когда доктор Мюррей подошел ко мне.
— Здесь исправленные гранки для мистера Харта и листочки со словом
Он протянул мне три страницы с редакторскими правками и небольшую стопку листочков, пронумерованных и перевязанных лентой. Когда я складывала все в сумку, одно примечание привлекло мое внимание. С ним придется подождать. Я вывезла велосипед на Банбери-роуд и направилась в сторону улицы Малая Кларендон.
Она находилась совсем рядом с Издательством и всегда была многолюдной. Поставив велосипед под окнами кафе, я заняла столик внутри и, пока ждала официанта, чтобы заказать чай, достала гранки из сумки. Всего было семь страниц: три от папы, три от мистера Данкворта и одна от Дитте. Ее страница помялась от путешествия в конверте, но, как и другие, она была заполнена пометками и исправлениями, записанными ее знакомым почерком. Доктор Мюррей тоже сделал свои замечания — решающее слово всегда оставалось за ним.
Исправление, которое я искала, принадлежало папе. Он записал свои замечания на отдельном листочке и прикрепил его к краю гранки. Каждое его слово было перечеркнуто прямыми линиями и переписано рукой мистера Данкворта. Интересно, когда он это сделал? Папа знал об этом? Я открепила листочек от гранки.
Проверив карманы юбки, я нашла в них, к своему счастью, чистые листочки и карандаш. Их, как и юбку, я уже давно не использовала. Я взяла листок и в точности переписала замечания папы, а потом приколола его к гранкам. Внимательно просмотрев все папины записи, я насчитала в них четыре исправления, которые сделал мистер Данкворт.
Я начала переписывать все папины правки, и с каждым новым определением все больше чувствовала уверенность в том, что делаю правильно, но на последнем слове моя рука застыла.
Ноябрь 1908
Лиззи, месившая тесто за кухонным столом, подняла голову.
— У тебя сейчас самое обеспокоенное лицо, которое я когда-либо видела, — сказала она. — По глазам вижу: что-то случилось.
— Сегодня утром я допустила три ошибки, — ответила я. — Он меня выводит из себя.
Я рухнула на стул.
— Дай угадаю. Мистер Свитмен? Мистер Мейлинг? Или это тот, о ком ты все время говоришь, мистер Данкворт?
Лиззи слушала мои жалобы уже целый год с тех пор, как мы вернулись из Шропшира. Я бежала к ней на кухню при первой же возможности. Лиззи не смущало мое присутствие, и она продолжала работать, но если приходило письмо от миссис Ллойд, то она заваривала свежий чай и ставила тарелку с испеченными с утра бисквитами, пока я читала ей вслух. Она старалась воссоздать атмосферу тех дней в Шропшире, а я — не мешать ее общению с подругой. Я читала медленно, без остановок и замечаний, а когда письмо заканчивалось, я брала из кухонного ящика лист бумаги и ручку и ждала, пока Лиззи сочинит свой ответ.
Сегодня не было письма, поэтому не было и бисквитов. Я взяла с тарелки бутерброд.
— Он следит за мной, — сказала я, откусывая кусочек.
Лиззи округлила глаза и подняла брови.
— Не в этом смысле. Совсем не в этом. Ему трудно со мной поздороваться, зато он часами может выговаривать мне о грамматических или стилистических ошибках. Сегодня утром он сказал, что я слишком вольно определила значение слова
— Ты действительно позволила себе вольности? — поддразнила меня Лиззи.
— Мне бы даже в голову такое не пришло, — ответила я с улыбкой.
Лиззи продолжала месить тесто.
— Когда я вчера вернулась с обеда, он оставил у меня на столе «Правила Харта» и прикрепил записку к моей редактуре с номерами страниц, на которые я должна обратить внимание, чтобы улучшить свои исправления.
— «Правила Харта» так важны?
— Они в основном нужны наборщикам и корректорам в Издательстве, но пособие помогает всем, кто работает над Словарем, использовать одинаковое написание слов.
— Получается, есть разные способы написания слов?
— Я знаю, что это похоже на белиберду, но они есть, и малейшая неточность может привести к самому большому спору.
Лиззи улыбнулась.
— А что по поводу
— Ничего. Это разговорное слово.
— Но ты записывала его на листочек. Я до сих пор помню. Прямо здесь, за этим столом.
— Потому что это чудесное слово.
— Ну так что, помогли тебе его «Правила»?
— Нет. Просто теперь я сомневаюсь в себе на каждом шагу. То, что я знала наверняка, теперь сбивает меня с толку. Я работаю медленнее и делаю больше ошибок, чем когда-либо.