Потерянные сокровища

— Это? — Белла вытянула из-под шелковой блузки золотую цепочку с кулоном. — Мама мне подарила, когда я закончила юридический колледж. А ей подарила ее мать. Скорее всего, он принадлежал Гертруде. Крупноват для меня, — продолжала Белла, рассматривая кулон, — да и для судебных заседаний слишком помпезный. Но мне почему-то нравится, как он прилегает к моей коже, так что я ношу его под блузкой. — Белла сняла цепочку и передала сестре.

С трепетом в сердце Кейт пробежалась пальцами по цепочке, держа кулон на ладони. Он был из золота и напоминал цветок розы. На паре лепестков виднелись пятна белой и голубой эмали, но в основном кулон был чисто золотым.

— Видишь эти крошечные квадратики? — указала Кейт на клетчатый узор, покрывающий лепестки. — Эти углубления на золоте говорят о том, что здесь были камни плоской огранки, но в какой-то момент их извлекли. И на самом деле это не кулон — изначально это была пуговица. — Кейт перевернула цветок и указала ногтем на оставшиеся отметки от напаянных в прошлом петелек, с помощью которых пуговицу и пришивали к одежде. — Видишь?

— Я и понятия не имела, — выпучив глаза, ответила Белла. — Я не знаю, куда подевались эти камни. Я и не подозревала, что они существовали, думала, что эти углубления — просто узор. Гертруда была одной из первых женщин, которые изучали юриспруденцию в Оксфорде, может, это она выковыривала камушки, чтобы оплачивать обучение? Хотя это маловероятно. Здесь, — Белла указала на папку с родословной, — нет и намека, что у Мёрфи водилась даже лишняя мелочь, не говоря уже о сказочной пуговице, усыпанной брильянтами. Мать Гертруды — Клементина — умерла от печеночной недостаточности в богадельне, так что они уж точно не барствовали. Я всегда считала, что это был подарок Гертруде от мужа — моего прадедушки Хьюберта.

— Возможно, в этой пуговице и не было камней, — задумчиво сказала Кейт, — тогда она могла видеть такую же, но только с камнями. — она достала из блокнота другой конверт и передала его Белле. — Вот этот набросок был среди бумаг Эсси.

Белла внимательно рассмотрела рисунок и, постукивая по нему пальцем, сказала:

— Один в один! Только без камней. Что это все значит? Откуда взялся этот кулон?

— Не знаю. Но если не считать драгоценных камней, то твой кулон идентичен пуговицам, которые я видела сегодня в коллекции Лондонского музея.

— Идентичен? Так это значит, что…

Они молча сидели, разглядывая то рисунок, то кулон. Кейт пыталась отогнать навязчивую мысль об уголовной ответственности. Семья Эсси была бедна. И логично было предположить, что она могла хранить у себя что-то ценное, что обнаружила, например, на рабочем месте или нашла на улице, или кто-то из ее знакомых выкопал в подвале на Чипсайде. Или украл? А если так, то кто был законным владельцем?

Для своего швейцарского клиента Кейт отслеживала путь средневекового кольца в виде черепа — мементо мори — с гравировкой античного изречения NOSCE TE IPSUM. (ПОЗНАЙ СЕБЯ.) Кольцо это было изображено на портрете знатного английского джентльмена, датированном 1567 годом, затем продано еврейскому коллекционеру в Голландию. Какие-либо документальные свидетельства о его дальнейших владельцах неожиданно обрывались на 1940-м году. Ее клиента смутило предположение, что это кольцо он приобрел у дилера, которому оно досталось от нациста. В своем отчете Кейт собиралась рекомендовать своему клиенту инициировать процесс репатриации. По ее мнению, и, скорее всего, в соответствии с международным правом, это кольцо принадлежало семье еврейского коллекционера, который оставался последним известным законным владельцем.

Словно прочитав мысли Кейт, Белла спросила:

— Так, а кто законный владелец этой золотой пуговицы? Откуда она взялась?

— Честно? Я не знаю. Возможно, концы ведут к чипсайдской находке. Но в елизаветинские времена в Лондоне костюмы с такими пуговицами носили сотни богатых купцов и их жены. Нет никаких доказательств.

Почувствовав некое замешательство Кейт, Белла снова открыла папку, откуда до этого извлекла фамильное древо, а теперь достала фотографию в цвете сепия, на которой была запечатлена изможденная женщина, прислонившаяся к деревянной прялке. На ней была толстая шерстяная юбка, фартук и стоптанные ботинки.

— Это Клементина Мёрфи. Наша ирландская прапрабабушка.

— Она выглядит как тяжелобольная старуха. Это было форменное преступление: обрекать женщин на такой тяжелый труд.

Лицо Беллы помрачнело, когда она сказала:

— На этой фотографии Клементине всего сорок.

Кейт как будто ударили под дых. Она всматривалась в лицо на фотографии и невольно прошептала:

— Всего на пять лет старше меня.

— Упаси бог родиться бедняком в Эдвардианскую эпоху, если вот так выглядит процветающая экономика и бесплатное образование, о которых твердили по всей стране под гимн «Правь, Британия». Я даже представить себе не могу, каково это, беспомощно наблюдать, как умирают твои дети.

Произнеся это, Белла осеклась, лицо ее покраснело, и она закрыла его обеими руками. Лишь спустя несколько мгновений она осмелилась опустить руки и посмотреть прямо в глаза Кейт.