Потерянные страницы

По официальным данным за последние пятнадцать лет в русскойармии состоялось триста сорок дуэлей, а по неофициальным данным – более пятисот. Практически ни один из этих случаев не стал предметом судебного разбирательства, и в их отношении не было применено законом установленное наказание. Часто военное начальство скрывает подобные происшествия и, тем самым, способствует разрешению конфликтов таким путем. Дуэли проводились среди военных лиц разного звания, начиная с генералов и кончая курсантами. Погибли и были тяжело ранены тридцать семь дуэлянтов, еще больше стали инвалидами, в результате чего покинули военную службу. До сего дня суд закрывал на это глаза. А теперь, к сожалению, хотят примерно наказать именно Сандро Амиреджиби. Я обратился к министру и ознакомил его с обстоятельствами дела, но видимо, на него оказывают давление из императорской семьи. Сейчас со стороны родственников Сахнова осуществляются попытки до конца довести уголовное дело, возбужденное в отношении этого юноши, и все ждут, пока его выпишут из госпиталя. Я всеми возможными путями постараюсь, чтобы этот талантливый юноша не попал в тюрьму. Но оказывают большое давление со стороны великого князя: «Семья Сахновых чуть ли не вымерла, и неужели никто не должен быть наказан за это?» – вот так они рассуждают, но «За что боролись, на то и напоролись», – и кто виноват в их таком конце, если не их самодурство. Ваше Сиятельство, к сожалению, я не смог Вас ничем порадовать. Ничего обнадеживающего написать Вам я тоже не могу. Прошение об отставке я уже подал и жду ответа. Надеюсь, оно будет удовлетворено.

Бог Вам в помощь, дорогой граф, и надеюсь, что в будущем году мы увидимся с Вами.

Это письмо я передаю для доставки тому же человеку, и надеюсь, оно своевременно дойдет до Вас.

Навечно Ваш верный друг

Николай Шитовец

30 октября 1913 года.

Из дневников Юрия Тонконогова

Когда заболел мой начальник, я почти каждый день навещал его в госпитале. Были дни, когда говорить с ним было невозможно, тогда я был вынужден дожидаться улучшения его состояния, чтобы можно было поговорить с ним. Я ходил по коридору, и все время думал о пройденном им жизненном пути. Почему, и что могло довести этого умного человека до такого состояния. За все годы работы с ним единственным, что смущало мое сердце, была трагическая кончина его брата, с которым он расправился недостойным образом. Я иногда представлял себя на его месте, но никак не мог найти ему оправдания. Нет, я никогда не смог бы сделать того, что сделал он. Да катись к черту такая служба, если из-за нее приходится жертвовать своей плотью и кровью, своей семьей… (здесь, Юра, ты не прав! Не суди, да не судим будешь!). Возможно так оно и есть, но… Несмотря на это, я никогда не выдавал своих мыслей по поводу того, что я думал в отношении этой трагедии.

За несколько недель до смерти моего шефа мне пришлось ждать полдня во дворе госпиталя, пока меня пустили к нему. В тот день ему было очень плохо, я уже и не надеялся увидеть его. Когда я вошел в палату, он стоял на ногах и взволнованно ходил взад-вперед. Он пытался успокоиться, восстановить душевное равновесие. Я никак не смогу описать, как ему было плохо, он выглядел намного хуже предыдущей встречи. Он будто стеснялся такого состояния. Мне тоже было неудобно, что я своим приходом невольно доставил некоторое неудобство своему начальнику и наставнику. Но я ничего не мог поделать: несмотря на болезнь, официально он все еще оставался моим начальником, занимал должность, и я был обязан получать от него указания и поручения и докладывать ему о том, что происходило в департаменте. Его заместители и начальники отделений были в ожидании того, что я передам им от него.

– Извините, что заставил вас долго ждать, – сказал он мне. – Ради Бога, сколько будет нужно, столько и подожду, лишь бы Вамбыло лучше, – ответил я – Долго ждать не придется, я уже не принадлежу этому миру. Когда я услышал это, мне стало нехорошо.

– Юра, ты мой друг, и я знаю, что мое состояние тебя очень беспокоит, но тебе неудобно спросить, что со мной происходит. Я нехуже докторов знаю, что со мной, уже с первых же дней, когда всеэто началось. Прогрессирование моей болезни началось после трагической смерти Петра Аркадьевича. В последнее времяя невольно каждый день погружаюсь в какую-то тьму. Я отключаюсь от активной жизни и восприятия реальности. Там таинственная тишина. Я чувствую, что моей мутной душе нужна этатишина, она как лекарство для моей души. Когда моей душой овладевает темнота, то лишь откуда-то прорвавшийся свет побеждает ее. Странный свет, который не похож ни на один из тех, который ты когда-нибудь видел. Если мне удается сохранить этот светнадолго, тогда он лечит меня, и на второй день я чувствую себяхорошо. Но в последнее время я все реже вижу этот свет, и то накороткий промежуток времени. Но я вижу и другое, что меняочень тревожит, поэтому…