Потерянные страницы

Как я понял из разговора, Петр Андращук вот уже почти год, как сидел в «Крестах» в ожидании суда. Вообще-то, он уже четвертый или пятый раз сидел в тюрьме. К тому времени, видимо, ему уже надоело сидеть без дела, поэтому он искал выхода из такого положения. Своими беседами он будто хотел что-то подготовить, он постоянно подбрасывал такие слова, да к тому же так ловко, чтобы его все слышали, и чтобы сказанное прочно засело в голове каждого сокамерника, и уже независимо от источника, проросло в его сознании.

– Разве можно было бы так долго сидеть здесь, если бы мы были нормальными людьми? – ходил он по камере и повторял эти слова, будто рассуждал сам с собой вслух. – Умныйчеловек, уже давно придумал бы что-нибудь, чтобы как-то выбраться из этой камеры, ониспарился бы спокойно, тихо и без всякого лишнего шума. Скажет он и продолжает ходить по камере, а сам то переглядывается со своими, то на меня посмотрит и подмигнет.

У второго окна передо мной стояла шконка Габро, он был уркой. На нижней койке, подложив под голову руки, Габролежал на спине. Даже не смотря в сторону Петра Андращука, он слушал его мысли вслух, и чуть заметно улыбался.

– Что ты имеешь в виду, господин Андращук? – такой вопрос назывался «поднять подачу».

– А вот что, мой Габро: плохо, когда человек поддается обстоятельствам и плывет по течению. Он думает, что переждет, и все само собой уладится. Такой человек никакого добра принести не сможет.

Сказал – и вновь переглянулся со своими. Посмотрел он и на меня, подмигнул и продолжил ходить взад-вперед.

– Я все время слышу о том, что революционеры устраивают побеги, и что они ни в ссылке, ни на каторге не задерживаются больше двух-трех лет, пока подлечат раны. Но я пока не видел, чтобы отсюда кто-нибудь сбежал. Либо это не те революционеры, какими они должны быть, либо дело в чем-то другом, – сказал Габро и посмотрел на своих, чтобы они поддержали его.

– Да, некоторые именно так и предпочитают, – продолжил «Костлявый». – Пока другие играют с огнем, некоторые даже набирают вес на царской «пайке», а потом будто хотят сбросить его.

– Не разбрасывайся резкими словами, «Костлявый»! Если где-тонаши люди умудряются организовать что-то, то там же рядомс ними находятся и достойные люди, которые, если не разделяютих политику, то по крайней мере не мешают, а иногда даже помогают им.

– На что ты намекаешь, говоря о достойных людях? – опять ответил «Костлявый».

– Зачем намекать, если и так все понятно. Если у тебя нет поддержки и каких-нибудь гарантий, то совершенно неоправданнопланировать в массе что-либо серьезное, так как никто не знает, где можешь оказаться. Когда человек один, то он отвечает толькоза себя. Все происходит очень просто, найдет где-нибудь дырку, шапку в руки, и айда!

– Я понял тебя, ты хочешь сказать, что если в этом деле рядомс тобой нет надежного человека, то, считай, пропал.

– «Костлявый», я тебе и раньше говорил, что язык у тебя злой, но человек ты умный.

– Если вручить тебе и ключи от камеры, то тогда вообще станугением. – Рассмеялся он.

– Нет, этого недостаточно. Вот если бы ты вручил нам ключиот всех корпусов, то тогда ты будешь гением.

– Такое невозможно…

– Я ведь тоже говорю об этом. На такое способны толькогении.

– Ну и где же найти такого гения?

– Таких уже нет. Был один такой, да и тот погиб четыре годаназад, сын его убил.

Я навострил уши, а сердце бешено заколотилось.

– И кто это был?

– Был один грузинский разбойник, абрек по-ихнему, которыйвручил нам все ключи от Тифлисской тюрьмы, и всего-то за несколько минут. После чего, мы всех, начиная с начальника тюрьмы и заканчивая последним надзирателем, взяли под арест и несколько месяцев держали тюрьму в своих руках.

– Да, я слышал об этой истории, – приподнялся Габро на койке, – ты там был тогда?

– Конечно же, был, и даже был членом организационногокомитета.

От волнения у меня пересохло в горле, ведь я тоже знал об этойистории. Все бросили свои дела и с вниманием смотрели на Петра Андращука.

– Очень интересно, расскажите, Петр Иваныч, как всеэто было, – сказал Габро.

– В первую очередь хочу сказать вам, чтодо того, как я впервые встретился с этим человеком, я знал о немтолько по легендам. Вся Грузия, и стар и млад, знала его таким жеобразом. Один из наших политических заключенных, находящихся в тюрьме, был лично знаком с ним. Поэтому он сблизилсяс нами, когда мы находились еще в карантине. Что там произошло, это длинная история и на это понадобиться достаточно много времени, а пока я вам расскажу о нем лично, чтобы вы имелипредставление, каких масштабов был этот человек.

– У нас времени много, Петр Иваныч! – подметил «Костлявый».