Потерянные страницы

– Тогда он и сказал нам, что на второй день у нас будут ключи. Пока мы в комитете рассуждали, как организовать бунт, все мы без исключения распалялись своими соображениями и подстрекали друг друга, но когда нам стало известно, что на следующий день у нас будут ключи. Надо признаться, настроение у нас ухудшилось. Когда мы подошли вплотную к делу, у нас у всех начался мандраж. Кроме двух человек настроение испортилось у всех. В глубине души мы все же надеялись, что он не сможет сделать этого. Потом, подумав, мне даже стало стыдно за себя. Думаю, что я был не один, с которым произошло нечто подобное. В отличие от нас, этот разбойник так спокойно провел весь следующий день, что трудно было поверить, что он вообще собирается делать что-либо. Он оставался поразительно спокойным и безмятежным. Это вселяло в нас надежду, что ничего плохого не произойдет. Если этот человек планировал что-либо, то он сам руководил его осуществлением, он никому не позволил бы провалить обдуманное и подготовленное им дело. Так было и в этом случае. А спокойным он был, наверное, оттого, что он сам всё спланировал, сам же, с помощью доверенных людей, до конца претворил в жизнь свой замысел, и сам же держал ответ за исход дела.»

Петр Иванович остановился, отпил воды и обвел взглядом камеру, посмотрел он и на меня, я сидел на нарах, скрестив ноги и всем своим существом выражая ожидание. Все, молча, ждали продолжения.

– Коллеги, друзья! Существуют люди, которые мыслят прямолинейно. Часто они легче достигают назначенной цели, так как для таких людей важнее скорейший результат, и им не грозит опасность стать жертвой духовной борьбы, так как перед ними не стоит проблема переоценки содеянного ими. Но этот человек принадлежал к другой категории людей. Во всех своих делах он должен был видеть нравственное начало. По своей природе это был совершенно другой человек. Я никогда не видел подобного ему человека, ни среди революционеров, и не в обиду скажу нашим братьям, ни среди них, – он указал рукой на Габро, – Я прошел через много тюрем, но нигде не встречал такого. Можно сказать, что ему было чуждо привычное для человека восхищение чем-либо. Любое дело, по-моему, он видел и оценивал одновременно со всех сторон. Если всесторонняя оценка была невозможной, то он и не брался за такое дело. Он был человеком особой глубины, человеком, одаренным самой природой. К врожденным природным данным он и сам добавил немало. Жизнь – это цепь парадоксов, вы знаете об этом, – слушатели кивали головой. – Если человек пытается распознать каждый свой жизненный шаг, то это для него превращается в привычку, и он становится мыслителем. Поэтому ему становится намного легче делать правильные заключения. Часто этот ставший привычкой анализ, может выработать в человеке способность предвидеть. В свои девятнадцать лет он стал разбойником, по-ихнему абреком, и так закалилсяв этой борьбе, что смог избежать всех ловушек, расставленных ему полицией и жандармерией. За двадцать лет его ни разу не смогли поймать, никто не смог сделать этого.

– Как это? Ты же сказал, что познакомился с ним в тюрьме? – не вытерпел Габро и перебил рассказчика.

– Да, я познакомился с ним именно в тюрьме, но потому, что он по своей воле пришел туда – по просьбе то ли своего брата, то ли своего двоюродного брата.

При этих его словах, я почувствовал, как на мне волосы встали дыбом.

– Его брат был там большим человеком в министерстве внутренних дел, и образ жизни разбойника, который избрал себе его собственный брат, конечно же, мешал его карьере. Этот образ превратился просто в больную мозоль для его продвижения по служебной лестнице.

И до этих слов я уже кое-что заподозрил, носейчас я окончательно убедился, что речь шла именно о моем отце. Наверное, нетрудно себе представить, какие чувства я тогда испытывал.

– Я часто беседовал с ним, – опять продолжил он, – и скажу вам, что он постоянно изумлял меня своей странной манерой рассуждать. Я много слышал о том, что он был необыкновенно смелым человеком, и когда я познакомился с ним, я убедился, что это не была необузданная смелость. Бесстрашие, как говорил он сам, стало чертой его характера, но он мог и сдерживать эти чувства, чтобы они не опережали разум и интуицию. Он говорил: – «Совершенно бесстрашных людей не существует, таким можетбыть только больной человек. Что же касается героев, то если бы мы знали, как человеку было страшно до совершения своего героического поступка, то мы бы никогда не поверили, что этот героический поступок совершил именно он. Вы тоже станете свидетелями того, что если человек хоть раз осмелиться совершить что-то героическое, то во второй и третий раз это может войти в привычку, точно так же, как и не существует на свете более большего верующего, чем еретик, познавший Бога.

– Петр Иваныч, вы так увлеклись характеристикой этого разбойника, что забыли сказать, как звали эго! – Смеясьсказал Габро.