Потерянные страницы

– В камере нас было несколько опытных революционеров. Мысразу же создали организационный комитет подготовки бунта, и стали думать о том, как эту разношерстную людскую массу, которая тогда находилась в тюрьме, привести в движение, и чтобыэти люди тоже приняли участие в этом деле. Мы все хорошо понимали, что нужен был такой повод, который мог бы взорвать всюмассу. В то время в тюрьме находилось, по меньшей мере, четыретысячи пятьсот человек. Мы долго рассуждали, как организоватьэто дело, но ничего не могли придумать.

Когда Петр Иванович рассказывал нам эту историю, раздалсяголос надзирателя: «Амиреджиби! На выход к адвокату!». Я настолько увлеченно слушал этот рассказ, что даже не обрадовалсяприходу моего адвоката. Андращук заметил, что я медлил с выходом и сказал: «Не волнуйся, сейчас нас все равно позовут напрогулку. Когда вернемся, тогда и продолжим рассказ». Я надеялся, что скоро вернусь и не пропущу многого из этой истории.

Адвокат сообщил мне, что пять дней назад Лидия родила мальчика. Извинился, что не смог прийти раньше и объяснил это своей занятостью. В камеру я вернулся взволнованный и все сразузаметили это. Первым спросил Мамия: «Что, случилосьчто-нибудь хорошее?»

– Да! – ответил я, – у меня родился сын!

– Что-о-о? – воскликнули одновременно несколько человек, – У тебя?

– С кем, когда? – послышались голоса.

– Моя жена родила пять дней назад, – ответил я, сияяотрадости.

Все в камере встали и окружили меня со всех сторон. Габроударил меня по плечу: «Ну ты даешь! Все успеваешь! Еще одногодуэлянта произвел на свет.»

Я знал, что он имел в виду. Он тепло, от всего сердца поздравил меня. Петр Иванович спросил:

– Уже дали имя? Адвокат не сказал тебе, как его назвали?

– Давид… – с гордостью ответил я.

– Я так и знал! – сказал он с улыбкой, но я уловил его странныйвзгляд, вот уже во второй раз взглянул он на меня так. Нет, не сразу, но позже я ощутил и какую-то подозрительную улыбку.

– Раз Сандро вернулся, да еще и с такой хорошей вестью, тосейчас я с большей радостью продолжу Тифлисскую историю.

Как я позже узнал, после возвращения с прогулки, он не продолжил начатый рассказ, то ли сознательно, то ли случайно. Онотговаривался то одной причиной, то другой. А сейчас он самобъявил всем, что продолжит рассказ. Я затрудняюсь сказать, но, мне кажется, что он ждал, когда я вернусь. Я ничего не могу сказать о той части рассказа, которую он рассказал раньше, но то, о чем он говорил в моем присутствии, серьезно подействовало наменя, эмоционально это была нагрузка не меньшей силы, нежелироды Лидии, а возможно и большей.

– Как я вам уже сказал, мы создали комитет по организациибунта, – продолжил прерванный рассказ Андращук. – Если быбунт удался, мы бы предъявили несколько требований, главнымиз которых было – выполнение обещания манифеста от 17 октября. Все свое время мы проводили в спорах, почти по всем вопросам был составлен план, распределили мы и обязанности, написали призывы и листовки с изложенными на них целями бунта и т. д. Но, как я уже сказал раньше, того главного повода, который мог бы довести массу до кипения, у нас не было. – По его лицу было видно, что он полностью погрузился в воспоминания. – Однажды я с сожалением подумал вслух, что вот если бы все ключи от корпуса и камер попали в мои руки, я бы знал, что делать. – «Ну и что бы ты сделал? – спросили они меня, – раньше вообще все камеры были открыты, ну и чего мы смогли добиться?» Один из членов нашего комитета, царство ему небесное, высказал такое предположение, которое могло стать поводом, но оно нам всем показалось невообразимой подлостью. Мы все отказались от этого предложения и даже пристыдили его автора. Это было настолько мерзко, что мы даже сказали ему, что такая подлость даже администрации не могла прийти в голову. И не дай Бог, чтобы об этом стало ей известно, а то и впрямь сотворит нечто подобное. Он обиделся и отошел в сторону. Короче говоря, не знаю как, но наш разбойник подготовил нам и повод, который полностью оправдывал и возмущение заключенных, и бунт, и обещал, что у нас будут и ключи от всех корпусов. – Только не спрашивайте меня, как я это сделаю, – сказал он. – Знаю я вас, начнете давать ваши советы, а я, возможно, разделю ваше мнение и тем самым провалю дело. Для этого дела нужны мозги одного человека.» – Что нам ещё оставалось делать,? Вот мы и согласились с ним. На следующее утро мы получили сообщение, что начальник тюрьмы по фамилии Коц собирался сделать большую подлость нескольким заключенным. Наших двух соратников держали в отдельных карцерах и собирались запустить к ним мужеложцев. Как нам стало известно позже, в этом признались и сами гомосексуалисты. Такая практика существовала в отношении заключенных, которые писали жалобы: таким способом их вынуждали замолчать. Именно наш разбойник получил это сообщение из тюремной больницы. Большего повода для начала бунта в тюрьме быть и не могло.» В камере раздались брань и ругань в адрес Коца.