Мария опять подняла несказанно прекрасную руку. В меня полетела вторая туфля. Но я продолжал идти вперед. Сразу после моего приезда из Египта у нас было несколько незабываемых ночей, а вот дни проходили в распрях по поводу моего постоянного отсутствия и поисков Ковчега. Мария отстаивала свою позицию. Ей хотелось, чтоб я оставил все мечты и спустился на землю. К ней. А когда я решил вернуться в Египет, она решила, что с нее хватит. Теперь она заявила, чтоб я убирался, и твердо стояла на своем.
Я отправился через весь Лондон к себе домой, в Сент-Джонс-Вуд. Марию я воспринимаю так же, как Ковчег. Я не спрашивал себя, почему люблю ее. Просто люблю — и все. Это выше моего понимания. И почему мне так хочется найти Ковчег, я тоже не знал. Это тоже выше моего понимания.
В унынии я налил себе чего покрепче и включил автоответчик. Выслушал несколько сообщений на испанском — каждое в еще более повышенном тоне — от Марии, одно на английском с бруклинским акцентом — от моей иерусалимской приятельницы Шулы, и еще одно — можно сказать, русско-английское — от моего старинного друга по Институту изучения Востока и Африки. Он приглашал меня сегодня на ужин.
Сначала я позвонил Шуле. Она сообщила мне иерусалимские новости, а я поведал о своих.
— Выбирать между Марией и Ковчегом? — возмутилась она. — Какой еще выбор, плюнь на обоих.
Собрав на завтра вещи, я по линии «Бейкерлоу» добрался до Пиккадилли, перешел на другую линию и доехал до Рассел-сквер.
Уныло шагал я к дому своего друга Александра Пятигорского — писателя, философа и специалиста по буддизму. Он усадил меня в старое потертое кресло и стал накрывать стол: копченая семга, осетрина, соленые огурцы, черный хлеб, латвийский сыр, бутылка «Столичной» — он утверждал, что охлаждать ее не следует. С Сашей мы дружим много лет; первым моим желанием было рассказать ему о Марии.
— Красивая, сексуальная, умная и на деньгах не зациклена, — заключил он. Его необычный голос скорбно отдавался в небольшой гостиной.
— Правда?
— Необузданная, страстная… но, выражаясь философически, тебе сейчас нужно побыть без женщины. Побыть с серьезными людьми.
Пытаясь осмыслить столь суровый приговор, я поделился с Сашей другой дилеммой, которую предстояло решить. Уступить настояниям Рувима или нет? Я рассказал и о предупреждении Паттерсона, и о молчаливом ободрении Наки. Пожаловался, что совсем увяз в этой затее. Только вот нужно ли мне идти этой дорогой?
Саша налил нам водки, окунул в свою стопку палец и, бормоча буддийскую молитву, побрызгал водкой во все стороны. Потом, глядя на меня единственным здоровым глазом, произнес с обычным сильным акцентом:
— Буддисты говорят: «Если смотришь в нужном направлении, все, что тебе остается — шагать вперед». Но, — с иронией заметил мой друг, — смотреть следует именно в нужном направлении.
Он заходил взад-вперед по комнате, заложив руки за спину и время от времени бормоча. Потом остановился и посмотрел на меня.
— Вот что, друг мой. Дорогой мой. Ковчег тебе никогда не найти. В этом ты, говоря философически, даже не сомневайся. Но возможно, — только возможно! — Ковчег найдет тебя…
6
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ ЕДИНЫ
Я вышел из терминала, и на меня стеной навалилась жара. Уже наступило завтра, и я стоял в международном аэропорту Гелиополиса, древнего египетского города, бывшего некогда средоточием культа Ра. Чтобы добраться до центра, я поспешно присоединился к очереди на такси. На плече у меня висела старая холщовая дорожная сумка.
В нескольких ярдах остановился сверкающий черный «мерседес» с тонированными стеклами. Заднее стекло опустилось, и Рувим безупречно наманикюренным пальцем поманил меня внутрь.
— Шалом увраха — мир и благословение, — улыбнулся он, втащил меня в прохладный салон и обнял. В отличие от большинства знакомых мне европейских евреев Рувим предпочитает избегать физического контакта, и я слегка опешил, но тоже его обнял, причем это вышло вполне естественно — я был очень ему рад.
Рувим приехал по делам в Каир, а Наки сообщил ему, когда я прилетаю. С Наки я встречался всего за день до вылета, и он даже не обмолвился, что Рувим сейчас в Каире.
Мы немного поболтали, потом Рувим пригласил меня к себе в гостиницу пообедать. За два дня пребывания в Каире он успел посетить американского посла, разных министров и промышленных магнатов. Всех-то он знает.
Рувим остановился в гостинице «Мена-Хаус», знаменитой старой гостинице — бывшем охотничьем домике правителя Египта девятнадцатого века — хедива Исмаила. Дом утопал в садах неподалеку от пирамид; когда лет десять назад я останавливался в этой гостинице, кормили там великолепно, и я очень живо помнил некое особенное египетское вино, которое там подавалось. Я обрадовался возможности возобновить знакомство с «Мена-Хаус», а еще больше — возможности выслушать новости Рувима.