Снег шел несколько суток. Спасаясь от холода, мы нацепили меховую одежду – куртки, штаны, варежки – и постоянно поддерживали в хижине огонь. Питались мы скудными припасами, хранившимися под слоем гальки.
Всякое ненастье еще больше сплачивало нас с дядей. Проникнутые глубоким благоговением перед высшими силами, мы наслаждались зрелищем, дарованным нам Природой, Богами и Духами. Барак никогда не тревожился – он восхищался. Будь он захвачен сильнейшим ураганом, он лишь упивался бы им.
Он не раз говорил, что со времен его детства Озерные земли все больше разогревались – и зимой, и летом. Преобладала теплая погода.
– В прежние времена Озеро оставалось подо льдом по пять месяцев, а в наши дни лед стоит месяц или два, не больше. Как мы с Панноамом веселились мальчишками, скользя по гладкому, плотному и надежному зеркалу! Случалось, мы уносились далеко. Как-то зимой мы пробовали даже пересечь Озеро; по счастью, через неделю голод заставил нас вернуться домой.
Я не знал, что из рассказов Барака было преувеличением, а что – правдой, так он любил вспоминать славное время, когда они с братом бок о бок носились по округе, исследуя мир.
– Наши деды знавали погоду посуровей нынешней. Не знаю уж, за какие заслуги, но Боги и Духи стали с нами помягче. Теперь нам незачем круглый год жить в пещерах, как нашим предкам.
Как-то утром я открыл глаза и увидел мир преображенным. Время остановилось, воздух уплотнился, и в нем было разлито умиротворение.
Я вышел из хижины и увидел, что снег перестал.
Лес был наполнен ослепительным светом; он изливался с голубого неба и восходил от девственно-белой земли, отражавшей лазурь.
О том, что мир изменился, свидетельствовала и тишина. Поглощая все сущее, она раздвигала пространство до головокружительных масштабов. Я слышал лишь себя, свое дыхание, биение сердца. Я немного прошелся, и мне показалось, что глухое поскрипывание моих шагов взбудоражило весь лес. Я опасливо остановился и прислушался. Легкий хруст ветки, дальний шелест крыльев, шуршание беличьих лапок по стволу дерева – малейший звук разрушал великое безмолвие. Летом звуки сливаются в единый тихий хор, зимой они взрывают тишину.
Подошел Барак. Он был взволнован.
– Вот что Боги и Духи состряпали нам за три дня. Прекрасная работа.
Укутанные снегом деревья стояли не шелохнувшись. Снег решил показать в лучшем свете бледные рябые березы, а от дубов и тополей оставил лишь неказистые темные стволы.
– Переберемся в другое жилище, Ноам, здесь мы замерзнем.
– А если законопатить мхом щели?
– Этого мало. К тому же здесь будут слишком заметны следы. Утоптанный снег укажет дорогу к хижине.
– Барак, но от кого мы прячемся?
Он не ответил.
– И куда мы пойдем?
– В мою пещеру. Она неподалеку от Пещеры Охотниц.
– Ты хочешь сказать…
– Да-да, мой мальчик, я про тех самых Охотниц, к которым мы вскоре наведаемся, – ты ведь недавно сказал, что мы заслужили женщину.
Мы забрали из хижины все необходимое и направились к новому пристанищу. Снег замедлял наше продвижение. Как легкая свежая целина тяжелела, стоило нашим ногам в нее погрузиться! Меня жгло с двух сторон: напряжение раскаляло икры и бедра, а мороз кусал руки, леденил плечи и опалял лицо. Я брел за моим дядей-великаном, и мне приходилось следить за дыханием, чтобы не сбиться с ритма.
– Ты не заблудился, Барак?
Он что-то буркнул. Если снег и затушевал привычные ориентиры, он проявил другие, и они не могли ускользнуть от острого дядиного глаза. А я был ослеплен бешеным сиянием и все время щурился.
Мы шли по заснеженной земле, там и сям на отрогах холмов залегли волнистые складки.
Барак привел меня к нагромождению камней, наполовину засыпанных снегом:
– Вот наше новое жилище.
– Неужели здесь не зимует ни один медведь?
– Я завалил вход.
Он откатил один камень, другой, третий, и вход в пещеру расчистился.
– Барак, только не проси меня проделывать этот трюк.
Сдвинуть с места любой из этих камней было выше моих сил. Барак ответил:
– Этими камушками буду заниматься я, мой мальчик. Чуден замысел Природы: ты создан, чтобы проникать, я – чтобы поднимать. Каждому своя защита.
И мы обосновались в пещере на долгие месяцы.
– Мой мальчик, нам надо почистить перышки, раз мы собираемся к Охотницам. Но это не так-то просто… в это время года.
Вода замерзла, и Барак очень волновался. Если вы думаете, что одиночество приохотило его к нечистоплотности, то вы заблуждаетесь. Барак нечасто подстригал свою буйную шевелюру и бороду, но гигиену соблюдал строго. Он надраивал себя золой, а потом принимал либо ванну, купаясь в речке, либо душ, стоя под водопадом. А вооружившись пористым камнем, он регулярно скреб свои бронированные пятки. После еды он начищал белоснежные зубы тростником, затем ополаскивал мятным отваром[15]
.