Потерявшая разум. Откровенная история нейроученого о болезни, надежде и возвращении

С середины 1990-х фокус исследований психиатрических заболеваний переместился с психологии и наблюдения за поведенческими особенностями на генетику и химию мозга (ДНК, РНК и белки). Теперь мы изучаем гены, передающиеся по наследству, и генные мутации, аберрантные (модифицированные) формы белков и метаболические нарушения в клетках, которые могут быть связаны с повышенным риском психических заболеваний. И есть надежда, что когда-нибудь мы сможем использовать точечную терапию, которая будет активировать или подавлять конкретные молекулы, восстанавливая нарушенные связи.

Однако сегодня ученые все еще крайне мало знают об истинных причинах шизофрении и других психических расстройств. Для того, чтобы заболевание проявилось у отдельно взятого больного, изменения должны произойти в сотнях и даже тысячах генов. И из-за огромного генного разнообразия среди пациентов пока невозможно предсказать, приведет ли та или иная вариация к развитию шизофрении у конкретного человека.

Мои эксперименты над грызунами в 1990-е годы подтвердили, что нестандартное поведение и нарушение когнитивных функций у крыс – а значит, вероятно, и у человека – могут быть вызваны едва заметными повреждениями в мозге. После операционного вмешательства крысы хуже ориентировались в пространстве и медленнее проходили лабиринты с разложенным в них угощением. По сравнению с обычными крысами они почти не интересовались новыми местами и предметами, а также гораздо меньше общались друг с другом. Мы решили, что у людей, так же, как и у наших крыс, незначительные дефекты разного происхождения, возникшие на стадии роста, могут навсегда нарушить работу мозга. Факторами, которые приводят к таким нарушениям, могут стать, например, хроническое недоедание матери или вирусные инфекции, а также другие нарушения, которые в сочетании с дефектными генами изменяют молекулярные пути в клетках и связи внутри различных отделов мозга и между ними. Наши результаты явно указывают на то, что лобная кора головного мозга является важным местом для развития шизофрении, как и предположили доктор Вайнбергер и мои коллеги из Национального института психического здоровья в конце 1980-х годов.

Это открытие, связанное с повреждением вентральной части гиппокампа у новорожденных крыс, стало известно во всем мире (The neonatal ventral hippocampal lesion (NVHL) model). Коротко эту модель шизофрении называют также модель Липски (Lipska model). Впервые мы вместе с докторами Джаскивом и Уайнбергером опубликовали результаты наших исследований в 1993 году в журнале Neuropsychopharmacology[13], который издает Американский колледж нейропсихофармакологии (ACNP). С тех пор модель Липски была описана в сотнях научных публикаций, ученые из разных стран воспроизвели ее в своих лабораториях и применили в других сферах: в электрофизиологии, генетике и изучении мышления. На основе этой модели разработали новые лекарства, которые помогают бороться с когнитивными нарушениями при шизофрении. В 1996 году наша методика получила патент США на скрининг и разработку новейших нейролептических препаратов[14].

В 2002 году я возглавила лабораторию молекулярной биологии в Национальном институте психического здоровья, где продолжила изучать химические и генетические особенности мозга психически больных людей. Следующие десять лет были очень насыщенными и плодотворными, несмотря на то, что мне самой пришлось столкнуться с серьезной болезнью: раком груди в 2009 году и самой опасной разновидностью рака кожи – меланомой – в 2011 году. Не сомневаясь, что победила и то и другое, я с надеждой смотрела в будущее. Как и все мои коллеги, я была уверена, что прорыв в генетических исследованиях приведет к разгадке тайны шизофрении. Если будет известно, где именно находятся гены, как они работают и как именно передают информацию тканям и клеткам, то во всех областях науки, включая изучение психических расстройств, настанет революция. И действительно, ученые начали выявлять тысячи генов, которые несут в себе повышенный риск психических заболеваний.

В 2013 году меня назначили главой Банка мозга, и я с головой ушла в работу: начинался новый захватывающий этап моей карьеры. Исследования крысиного и человеческого мозга принесли мне широкое признание среди коллег. Двадцать лет назад я опубликовала первую статью на эту тему, и вот теперь я была хранителем огромной коллекции бесценных образцов.

Несмотря на многочисленные открытия в области психического здоровья, ученым, скорее всего, понадобится изрядное упорство и еще не один десяток лет, чтобы окончательно разобраться в том, что именно «ломается» в мозге и как это починить. Так что, несмотря на болезнь, я продолжала работать, публиковать тонны научных статей и делиться находками с сотнями коллег по всему миру, которые так же, как и я, бились над проблемой генных мутаций и их последствий.