Потерявшая разум. Откровенная история нейроученого о болезни, надежде и возвращении

Врачи сказали, что после лучевой терапии нужно сделать перерыв на несколько недель, прежде чем приступать к другому лечению. Поэтому в конце марта мы – Мирек, я, Кася и Мария со своим мужем Рышардом – сбежали на Гавайи, чтобы отвлечься от мрачных мыслей о смерти и подзарядиться друг от друга энергией. Мы с Касей и Миреком проехали больше трехсот километров на велосипедах среди вулканических гор. Мое зрение было в полном порядке, мозг работал прекрасно, и отсутствие каких ты то ни было симптомов давало мне надежду, что все будет хорошо. Я была полна оптимизма. Начала бегать по несколько километров в день и тренировалась почти так же интенсивно, как раньше. Проплыла часть знаменитой дистанции Lavaman Waikoloa Triathlon в открытом океане – как раз вскоре здесь должны были состояться соревнования. Поддавшись порыву, я даже поучаствовала в забеге на пять километров по лавовым полям и пришла четвертой в своей возрастной группе.

Отдых на Гавайях дал нам всем необходимую передышку после двух месяцев суеты и беспокойства. Но совет доктора Флаэрти не выходил у меня из головы. Я пыталась представить, как будут проходить клинические испытания иммунотерапии в Джорджтауне и помогут ли они мне, если по возвращении домой мне удастся на них записаться. А если нет, что тогда? Смогу ли я и дальше бегать, плавать и кататься на велосипеде? Увижу ли еще когда-нибудь это прекрасное место? Что будет с моей семьей? Неужели это путешествие окажется нашей последней совместной поездкой?

На Гавайях по вечерам мы впятером валялись на лужайке перед бунгало и, держась за руки, часами смотрели на огромное, сверкающее от звезд небо. Я не хотела умирать. Я подняла ногу и дотянулась большим пальцем до звезды, потом еще до одной и еще, загадывая одно желание за другим. И вот уже пять пар ног танцевали в небе, наступая на звезды и перепрыгивая через бездну, из которой мы все вышли и в которую вернемся. В этот момент мы были близки как никогда.

В начале апреля, вернувшись с Гавайев, я позвонила доктору Аткинсу в Медицинскую школу Джорджтаунского университета, который находится примерно в тридцати километрах от нашего дома. Через пару дней мы с Миреком встретились с ним лично.

Доктор Аткинс ознакомил нас с протоколом клинического исследования CA209-218[18]. В этих испытаниях, которые должны были пройти на шестидесяти шести различных площадках, собирались принять участие несколько сотен человек из США и Канады. Он объяснил, что раз в три недели в мой организм будут одновременно внутривенно вводить два препарата с моноклональными антителами (их называют ингибиторами иммунных контрольных точек), которые должны усилить мой иммунитет. Они активируют заблокированные и «обманутые» раком Т-клетки, которые должны распознавать, атаковать и, как мы надеялись, уничтожать клетки меланомы. Для лечения прогрессирующей меланомы применяют ипилимумаб и ниволумаб, которые в 2011 и 2014 годах были одобрены Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA). Эти препараты произвели революцию в области лечения тех стадий рака, которые раньше считались терминальными. Одновременное использование двух этих лекарств считается более эффективным, чем применение их по одному, но может привести к серьезным побочным эффектам: сильной сыпи, проблемам с щитовидной железой и другим аутоиммунным реакциям. Сочетание этих препаратов уже опробовали на пациентах с метастазами меланомы в мозге, но пока таких случаев было немного и они показали неоднозначные результаты.

Что-то из рассказанного доктором Аткинсом мы уже знали, но о многом слышали впервые. По его словам, химиотерапия, которая многие годы считалась золотым стандартом лечения рака, не работает в случае с меланомой – одной из его наиболее агрессивных форм. К тому же она без разбора атакует все быстрорастущие клетки, включая здоровые, что вызывает множество побочных эффектов: от выпадения волос до инфекций, невропатии, тошноты, рвоты и утомляемости. Иммунотерапия же, напротив, направлена не на сами клетки, а на иммунную систему в целом и помогает ей распознать и атаковать опухолевые клетки. Побочные эффекты у нее тоже есть, но, возможно, иммунотерапия станет величайшим прорывом в лечении меланомы.

А потом наконец прозвучали заветные слова: доктор Аткинс пригласил меня присоединиться к клиническому исследованию. Потрясающая новость! Число участников таких исследований обычно ограничено. «Я буду подопытным кроликом – или, точнее, лабораторной крысой», – подумала я с улыбкой.

Всего несколько часов назад мы с Миреком считали, что уперлись в стену и нам остается только ждать. Теперь же вдруг в этой стене открылась дверь, и мы были готовы шагнуть вперед, не зная, что ждет нас по ту сторону. Мы поблагодарили доктора Аткинса и приготовились к встрече с неизвестностью.

«Это может помочь, – пообещал доктор Аткинс. – Не сомневайтесь, я видел, как эта терапия работает».

Он говорил очень уверенно, и мы положились на его убежденность.