Потерявшая разум. Откровенная история нейроученого о болезни, надежде и возвращении

Я должна была пройти четыре курса терапии раз в три недели начиная с 16 апреля – уже через две недели после нашей встречи. Но перед этим мне предстояло еще немного посуетиться: проверить зубы у стоматолога, сдать несколько анализов крови и, самое главное, еще раз сделать МРТ – убедиться, что после лучевой терапии в моем мозге не прибавилось опухолей. Если бы они вдруг появились, я не смогла бы участвовать в исследовании, по крайней мере в том, что начиналось сейчас.

Пациенты с активными опухолями, которые еще не подвергались лечению, не подходили для клинических испытаний. Доктор Аткинс не объяснил почему, но позже, почитав научную литературу, я выяснила, что такие опухоли под воздействием иммунотерапии могли воспалиться и привести к смертельно опасному отеку мозга. На этой стадии исследований ученые еще не имели достаточных данных о реакции активных, растущих опухолей на иммунотерапию, поэтому подвергать лечению таких пациентов было рискованно.

Домой мы возвращались воодушевленные и полные надежд. Проезжая мимо места, где строили супермаркет, я поняла, что ужасно хочу дожить до его открытия. Я мысленно заключила с собственным мозгом сделку, умоляя его держать оборону и не дать образоваться новым опухолям, чтобы я могла начать курс иммунотерапии, которая была моим главным, а может, и единственным шансом выжить.

«Держись, не впускай новые опухоли. Это наша последняя надежда», – уговаривала я его.

Неделю спустя, за несколько дней до начала исследования я неподвижно, как труп, лежала внутри аппарата МРТ в ожидании этого самого важного снимка. Я страшно волновалась за результат, который мог лишить меня единственного шанса выжить.

На следующий день медсестра доктора Аткинса позвонила мне на работу.

– Что показал снимок? Есть ли новые опухоли? Все в порядке? – спросила я.

– Да, все хорошо. До встречи 16 апреля, – ответила она чуть менее радостно, чем мне бы хотелось.

Я была на седьмом небе.

Накануне исследования мне сделали компьютерную томографию всего тела, которая показала три маленькие опухоли в одном из легких. Но нас это не насторожило. В случае с метастатической меланомой опухоли в других органах практически неизбежны, ведь клетки меланомы перемещаются по всему организму вместе с кровотоком. Эти опухоли в легких не так опасны, как опухоли в мозге, – их проще вылечить, иммунотерапия с ними, скорее всего, справится. Даже если в начале иммунотерапии вокруг этих маленьких опухолей в легких разовьется отек, это не повлечет за собой таких же гибельных последствий, как воспаленные опухоли в мозге, так что я все еще могла участвовать в клинических испытаниях. Мы с Миреком были очень рады этим новостям.

Но у меня из головы не выходили советы Лэнса Армстронга о втором мнении, и я решила показать свой последний МРТ-снимок еще одному врачу. У меня установился хороший контакт с доктором Айзером, радиоонкологом из Бостона, и я отправила ему письмо по электронной почте – рассказала о нашей поездки на Гавайи, о том, что собиралась поучаствовать в исследовании препаратов иммунотерапии, и спросила, не мог бы он взглянуть на мой снимок.

В ответном письме он похвалил меня за занятия спортом: «Хотел бы я, чтобы побольше моих пациентов были хотя бы на десятую часть такими же активными, как вы»; комбинированную иммунотерапию назвал «отличным планом» и сказал, что будет рад посмотреть мои снимки МРТ – и этот, и будущие. Я отправила ему диск с результатами последней МРТ курьерской службой.

Спустя пару дней, в среду, 15 апреля я приехала в больницу сдать кровь – последний анализ перед началом испытаний. Если с ним все в порядке, то я готова к введению препаратов, назначенному на следующий день.

В 6:22 утра я получила электронное письмо от доктора Айзера:

Доброе утро, доктор Липска. Не могли бы вы позвонить мне сегодня? Я бы хотел кое-что с вами обсудить.

С уважением, Айял

Такие письма, как правило, не предвещают ничего хорошего. Я взяла телефон и вышла на улицу. Вовсю цвели вишни, по небу бежали белые облака, солнце отбрасывало на лужайку длинные утренние тени. Я дрожала от холода и беспокойства.

– Доктор Липска, мне очень жаль, но я увидел несколько новых опухолей в вашем мозге. Они совсем маленькие, но их нужно облучить, прежде чем приступать к иммунотерапии, – сказал он.

Я не поверила своим ушам.

– Но я не могу! Не могу! – запротестовала я. – У меня завтра уже первая процедура! На лучевую терапию нет времени, меня просто исключат из испытаний. Доктор Аткинс сказал, что все в порядке, он ничего не увидел на снимке. Вы уверены?

– Очаги очень маленькие, их не так просто заметить, но они точно есть. Один – в лобной доле, и это может повлиять на ваш интеллект и когнитивные способности, как вы и сами прекрасно знаете, доктор Липска. Вам действительно нужно разобраться с ними до иммунотерапии.

– Но я не могу! Меня исключат из списка участников! – повторила я.