И мои головные боли, и изменения моего характера говорили о развившихся у меня серьезных проблемах. Из-за отека моя префронтальная кора стала похожа на подошедшее тесто в плотно закрытой кастрюле и перестала подсказывать, что надо остановиться и подумать, прежде чем браться за что-то. В каком-то смысле эта важнейшая область моего мозга откатилась на более раннюю стадию развития, и я стала мыслить как маленький ребенок, который еще не научился держать себя в руках и справляться с деликатными жизненными ситуациями.
Я понятия не имела, что со мной происходит что-то подобное. Если я и замечала что-то неладное, то списывала это на стресс от жары, напряженной поездки, шума и излишней активности внуков. Мне хотелось сбежать из этого хаоса и как можно скорее вернуться домой, к устоявшемуся режиму. Мне хотелось тишины и спокойствия. Я скучала по Миреку и не могла дождаться дня, когда мы снова будем вместе.
Я уехала из Нью-Хейвена 29 мая, на следующий день после того, как накричала на Себастьяна. Ошеломленные моим поведением дочь и внуки проводили меня до вокзала. Я поцеловала их на прощание, понимая, что буду скучать. Но меня тянуло домой.
Обратный путь прошел без происшествий, и Мирек встретил меня на Юнион-Стейшн. Я издали увидела его зеленый «Фольксваген Пассат» с креплением для велосипедов на крыше.
Увидев, как я вышла из поезда, он просиял.
– Как же рад тебя видеть, – Мирек наклонился, чтоб поцеловать меня. – Я так скучал!
Но я отстранилась.
– Я очень устала, – отрезала я. – И хочу домой.
Он бросил на меня озадаченный взгляд, в котором читалась обида.
– Что-то случилось? Я думал, ты прекрасно провела время.
– Зачем столько вопросов сразу? Я устала!
Он промолчал, но я еще не договорила.
– Вечно задаешь кучу вопросов, – прошипела я. – Это вообще нормально?
У него заблестели глаза. Это что, слезы? Ну и ладно.
Мирек не произнес больше ни слова. До дома мы ехали молча.
5
Яд
В начале июня я снова влилась в режим, который уже стал привычным: бесконечный поток врачей, медицинских осмотров – и при этом продолжала работать полный день. Меня стали ужасно раздражать любые, даже самые пустяковые недочеты в работе сотрудников. Раньше я старалась не обращать внимания на эти мелочи, но теперь не могла пройти мимо, не сделав замечания.
«Конечно, меня все бесит, – думала я про себя. – Я устала болеть. Устала от сыпи и опухшей руки. Я от всего устала». Головная боль то проходила, то снова возвращалась.
Когда наконец настал день приема у физиотерапевта, я не хотела идти. Рука по-прежнему доставляла неудобства, но я с отвращением думала об еще одной больнице, об очередном курсе лечения. Все эти визиты к врачам ни на секунду не давали мне забыть о болезни. И теперь, когда я так старалась не терять надежду, необходимость встречи с физиотерапевтом особенно раздражала. Меланома должна была отступить под напором чудодейственной новейшей терапии, которую я проходила. Я знала это наверняка.
Но я всегда держу слово, поэтому не стала ничего отменять и отправилась на прием. Это было недалеко, от моего дома прямо к больнице вела проселочная дорога, а оттуда я планировала сразу отправиться на работу.
За последние тридцать лет я бывала в этой больнице много раз и знала ее наизусть – мне, Миреку и Витеку делали там несколько не очень серьезных операций. Но в тот день, заехав на парковку, мне показалось, что я ошиблась адресом.
Все выглядело совершенно незнакомо. Парковка была организована совсем не так, как я помнила.
Я въехала в большой многоуровневый гараж. На первом этаже встать было негде, и я поехала дальше. Я целую вечность поднималась все выше и выше, круг за кругом, но по-прежнему не видела ни одного свободного места.
Я взобралась на самый верх, и меня ослепило солнце. «Ну и жара. Когда вернусь, в машину будет сесть невозможно», – подумала я, паркуясь.
По ступенькам я вернулась вниз. Но, добравшись до первого уровня, не обнаружила входа в больницу.
С минуту поблуждав по парковке, я наконец-то нашла главный вход. Однако, зайдя в него, оказалась в запутанном лабиринте из коридоров, которые расходились во все стороны и были утыканы дверями, ведущими неизвестно куда.
Я снова потерялась.
Внутри поднималось раздражение. «Зачем я вообще пришла? Ерунда какая-то, – ворчала я про себя. – И где регистратура? Неужели нельзя сделать так, чтобы пациентам было проще ориентироваться?»
Я спрашивала дорогу у разных людей, но, как бы они ни старались помочь, все равно не могла отыскать отделение физиотерапии.
Чудом я наткнулась на регистратуру физиотерапевтического отделения. Внутри все кипело от негодования.