– До чего же прекрасный у вас вид, мистер Додд, милый вы человек! – объявила она любезно. – И как это коричневые красотки отпустили вас с островов-то? Уж я вижу, что у Спиди совесть нечиста! – добавила она игриво. – Он за ними приударял, верно?
Я поспешил сообщить, что Спиди вел себя образцово.
– Ну, вы друг за друга горой стоите! – заключила миссис Спиди и проводила меня в скудно обставленную комнатушку, где Мэйми трудилась за пишущей машинкой.
Она обошлась со мной так ласково, что я был тронут.
Дружески протянула мне обе руки, пододвинула стул и достала из шкафа жестянку моего любимого табака и пачку папиросной бумаги того сорта, каким я всегда пользовался.
– Видите, мистер Лауден, – воскликнула она, – ваш приезд не застал нас врасплох! Все это было куплено еще в день вашего отплытия.
Насколько я могу судить, она с самого начала задумала устроить мне приятную встречу, однако искренности, которая чувствовалась в ее любезных словах, я, как оказалось, был обязан капитану Нейрсу. Он – за что я навсегда останусь ему благодарен, – несмотря на занятость, выбрал время навестить Мэйми и в самых лестных тонах рассказал ей о том, с какой энергией я обыскивал бриг. Однако
Мэйми не упомянула о его посещении, пока я, по ее требованию не описал ей наше плавание.
– Нет, капитан Нейрс рассказывал куда лучше! – воскликнула она, когда я наконец умолк. – От вас же я почерпнула только один новый факт – что вы так же скромны, как и мужественны.
Я с горячностью попытался ее разубедить.
– И не старайтесь, – заметила Мэйми, – я умею распознать героя, когда его вижу. А услышав о том, как вы работали дни и ночи, словно простой матрос, натирая на руках кровавые мозоли, и как вы сказали капитану: «Так держать!» (по моему, он сказал именно это) – во время страшной бури, когда он сам был испуган, и как вы вели себя, когда вам грозил страшный мятеж (Нейрс из дружеских побуждений макал свою кисть в землетрясение и другие катаклизмы), и как вы все это делали, хотя бы частично, ради Джима и меня, – так вот, услышав все это, я почувствовала, что мы никогда не сможем выразить вам всю нашу благодарность и восхищение.
– Мэйми! – воскликнул я. – Не говорите о благодарности! Это слово лишнее между друзьями. Мы с Джимом делили богатство, теперь будем делить бедность. Мы сделали все, что было в наших силах, и больше не о чем говорить. Я постараюсь подыскать себе работу, чтобы вы с
Джимом могли уехать куда-нибудь в леса и хорошенько отдохнуть: Джиму это совершенно необходимо.
– Джим не может взять ваши деньги, мистер Лауден, –
сказала Мэйми.
– Как это не может? – возразил я. – Он их возьмет – ведь я же брал его деньги.
Вскоре после этого явился Джим и, не успев еще снять шляпу, уже заговорил со мной на проклятую тему.
– Ну вот, Лауден, – сказал он, – мы собрались все вместе, дневные труды окончены, у нас впереди целый вечер, так начинай же свой рассказ.
– Сперва поговорим о делах, – сказал я машинально, тщетно стараясь, в который уже раз, придумать хоть какую-нибудь правдоподобную историю. – Я хотел бы точно знать подробности нашего банкротства.
– Ну, это дело прошлое. Мы заплатили по семи центов за доллар, и это еще хорошо. Судебный исполнитель… –
При этих словах лицо его исказилось, и он поспешил заговорить о другом. – Но это все уже позади, а мне хотелось бы узнать подробности истории с бригом. Я чего-то не понимаю, и мне кажется, что за всем этим что-то кроется.
– В самом бриге, во всяком случае, ничего не крылось, –
сказал я, натянуто засмеявшись.
– Это-то я и хочу уяснить себе, – возразил Джим.
– Почему я не могу ничего узнать у тебя о банкротстве?
Словно ты стараешься избежать этой темы, – заметил я, совершив непростительную ошибку.
– А ты словно стараешься избежать разговора о бриге, –
сказал Джим.
Пути к отступлению были отрезаны, и по моей собственной вине.
– Мой милый, если тебе так не терпится – что ж, пожалуйста, – ответил я и начал веселым тоном излагать историю нашего плавания.
Я говорил с одушевлением, остроумно – подробно описал остров и бриг, изображал в лицах разговоры матросов и заявление кока, поддерживал напряжение… Роковое слово! Я так хорошо поддерживал напряжение, что оно так и не разрядилось, и, когда я умолк – написать «кончил» я не решаюсь, потому что никакого конца не было, – Джим и Мэйми уставились на меня в удивлении.
– Ну, а что же дальше? – спросил Джим.
– Это все, – ответил я.
– Но как ты это объясняешь? – спросил он.
– Никак, – ответил я.
В глазах Мэйми появилось зловещее выражение.
– Но, черт побери, за него же предлагали пятьдесят тысяч фунтов! – воскликнул Джим. – Тут что-то не так, Лауден. Получается какая-то чепуха… Я знаю, что вы с
Нейрсом сделали все, что было в ваших силах, но, значит, вы были как-то обмануты. Опиум все еще спрятан на бриге, и я до него доберусь.
– На нем ничего нет, кроме старого дерева и железа, я же говорю тебе, – возразил я.