Поток

– Я сделаю как считаю нужным, – она сверкнула глазами, надеясь, что в них можно прочесть так необходимую ей сейчас решимость, а не те страхи и неуверенность, что одолевали ее душу. – И ты не сможешь ни помешать мне, ни отговорить меня… отец. – Глаза Джозефа округлились, а щеки стали белыми как снег. – Однажды уже ты не смог спасти мою мать от Потока, который пусть и не убил ее тогда, но все равно доконал с годами теми страхами и ненавистью, что взрастил в ее душе. Я делаю это не ради тебя или себя, я делаю это ради всех тех девочек и мальчиков, что живут в Анклавах и за их пределами и каждую ночь боятся гасить свет, потому что в темноте им чудятся жуткие монстры, которые хотят сожрать их и их родных и близких. Я вызову Поток, потому что никто, кроме меня, не может это сделать, а ты должен сделать остальное, потому что никто, кроме тебя, не сможет.

– Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше, – Джозеф неожиданно опустился перед ней на колено и склонил голову в знак величайшего почтения и уважения, хотя Мелони успела мельком заметить, что на его щеках блеснули слезы. – Клянусь тебе.

Глава 26

Димитрий прижался спиной к остаткам стены, которая когда-то была углом дома, осторожно, стараясь даже не дышать, выглянул наружу – и сразу понял, что задерживать дыхание не было никакой необходимости. Зрелище, представшее его глазам, было настолько жутким, что он бы не смог вдохнуть, даже если бы очень захотел. Посреди обширной центральной площади города, который, судя по картам Ричарда, назывался Кале, возвышалась одинокая, но все равно мощная сторожевая башня, которую, скорее всего, построили задолго до Катаклизма. Низ башни представлял собой несколько квадратных прямых опор, сложенных из грубо обтесанного камня, которые, словно тиски, сжимали основную твердыню, поддерживая ее. И вот все пространство от этих самых колонн и до того места, которое служило укрытием для рослого воина, буквально кишело демонами и монстрами Потока.

Димитрий, как и любой, кто провел в сражениях с Потоком так много лет, давно привык лицезреть этих жутких тварей, по крайней мере, настолько, насколько это вообще было возможно, но такого он – да, скорее всего, и никто вообще в мире – еще не видел. Причем самым жутким было даже не то, что в одном месте собралось так много демонов разом – на Стенах Димитрию доводилось видеть тысячи этих чудовищ одновременно, – а то, что они не двигались, как обычно, в едином ритме, словно слаженный механизм, бесцельно бродили туда-сюда, постоянно натыкаясь друг на друга, останавливались, словно в растерянности, вертели своими мордами, как будто искали что-то и никак не находили. Как бороться с организованным и понятным Потоком, Димитрий знал и понимал, но что делать с этой ордой монстров – не имел ни малейшего представления.

Когда через несколько бесконечно долгих мгновений к Димитрию вернулось самообладание и способность видеть хоть что-то, кроме этой жуткой, беспорядочно шевелящейся массы лап, клешней, когтей и щупалец, он наконец-то смог как следует рассмотреть саму сторожевую башню и увидел то, ради чего они проделали весь этот путь. Сияя и переливаясь странными нереальными цветами, название которым никак не удавалось подобрать, прямо в середине огромной арки, прорезавшей башню почти до половины высоты, висел тот самый Портал, о котором они впервые услышали несколько месяцев назад и к которому так стремились все это время. Сияющий овал Портала, да еще заключенный внутрь башенной арки, словно гигантский глаз, наблюдал за ним, а в его клубящихся и постоянно меняющихся глубинах мелькали какие-то образы, которые напоминали что-то знакомое, но что именно – сказать было невозможно, сколько ни вглядывайся.

Внимательно осмотрев всю площадь, выходящие на нее улицы, какие-то плохо сохранившиеся скульптуры и еще много-много всего, что подмечал его опытный глаз, Димитрий так же осторожно отступил обратно, под надежное укрытие нависающих над узкой боковой улицей стен, и только тогда позволил себе перевести дух.