Потомок Святогора

— Силай, друг сердешный! — мягко проговорил он. — Это мы с Ванькой приехали навестить тебя.

Силай изобразил на лице подобие улыбки, но вместо улыбки получилась страдальческая гримаса. Однако, несмотря на постоянную боль в плече и слабость, Силай рад был до беспамятства. На глазах его выступили слёзы.

— Как они тебя, гады! — рыкнул Демьян.

Иван тоже обнял друга.

Силай через плечо Ивана шепнул Демьяну:

— Да нет, что ты, они спасли меня... — Глянул на Кунама: — Кабы не они, быть бы мне уже у Господа на небесах...

— Кабы не они, — тоже посмотрел на Кунама Демьян, — ты не лежал бы тут раненый, а отдыхал дома на печи. Зачем им понадобилось нас хватать?

— Зачем — разговор особый, — вмешался Кунам. — А пока пускай отдыхает. Ему разговаривать тяжело, слаб.

Пленники и атаман перешли в соседнюю избу. Там тоже было уютно и светло. Расселись за дубовым столом. В мисках нехитрая еда: хлеб, постные щи, каша с конопляным маслом.

— Пятница, — словно оправдываясь за скудный обед, пояснил атаман. — Постный день.

Но гости и этому были рады. От голода у них давно свело животы.

— Поначалу я думал, что вы воргольские, потому и решил к праотцам отправить, — нарезая хлеб, проворчал Кунам. — Но когда увидал прыть Силая, зная, что в Ворголе таких резвецов нету, смекнул: ребята из Рязани али из Пронска. Потому и оставил вас в живых. Может, в мой отряд перейдёте, вместе промышлять будем? Понравились вы мне. Немного подучить разбойному делу — цены вам не будет.

— В разбойники не пойдём! — чуть не подавившись от неожиданного предложения, зло проворчал Демьян.

— А ты не торопись нас осуждать, — задержал нож в ковриге Кунам. — Мы тоже когда-то хлеб сеяли и свой, родимый, ели.

— Так что же заставило душегубничать-то? — буркнул Иван.

— Не что, а кто... Это история долгая. Ешьте, потом расскажу.

Атаман раздал всем по куску хлеба. Гости и хозяин по очереди стали попинаться ложками в общую чашку и хлебать щи. Не дождавшись конца обеда, Демьян отложил ложку:

— Так почему вы стали разбойничать?

Кунам вытер бороду рукавом:

— Любопытно? Ну слушайте. Это было давно, лет двадцать назад. Воргольский князь Олег был ещё зелен, но уже тогда проявлял свои звериные повадки, хотя не зверем ещё был, конечно, а зверёнышем. Косили мы раз с батей на лугах реки Сосны траву. Лето выдалось жаркое: взмокли, наморились, от усталости чуть с ног не валимся — с самой зорьки и до обеда без отдыху косили. И тут, точно на грех, проезжает мимо дружина с князьком нашим. Мы шапки, как положено, долой, а поклониться уж и мочи нет.

А Олег как завизжит: «Почему не кланяетесь, быдло поганое?»

«Так мочи нету поклоны отбивать, — отвечаем. — Намаялись, косою махаючи».

«Ах вы такие-разэтакие! — завизжал Олег. — На конюшню их! Батогами разбойников!»

Приказал так князюшко, повернул коня и ускакал. А нас скрутили и — на конюшню. И сам, гад, смотреть пришёл, как пороть будут. Велел обоим по двадцать батогов всыпать. Мой батя спрашивает: «За что?» — «Ах, не знаешь, за что? — ещё пуще взвился Олег. — На дыбу его! Да тридцать длинников врезать!» Я-то ещё легко отделался. Двадцать батогов — это тебе не тридцать длинников на дыбе, когда все суставы наизнанку выворачивают, а мышцы натягивают, как струны на гуслях. Короче, я-то живой остался, а батя, царствие ему небесное, — перекрестился на святой угол Кунам, — побоев не выдержал. До дому не довезли — скончался...

Кунам умолк. Потом, точно сглотнув комок боли и горечи, продолжил:

— И решил я князю отомстить. Как-то подстерёг его в поле. Он был с двумя дружинниками. Охрану я завалить успел, а Олег ускользнул: вырвался, гадёныш, и ускакал. И приказал до смерти забить жену, а детишек, сынов моих, совсем ещё малышей, хотел татарам в рабство продать. Но я ночью с друзьями — а вокруг меня стали уже друзья собираться — выручил из полона мальчиков моих, Тяпку и Руса. Вот так, без матери, и выросли ребята в лесу, с дикими зверями вместе. И с той поры мы грабим воргольских, только до Олега всё добраться никак не могу. Неуловимый, бестия. Но ничего, доберусь. Я слыхал, он и вам насолил. Силай сказывал, почему вы этой дорогой поехали — чтоб Воргол обойти. А мы-то сначала решили, что воргольские из Рязани скачут, ведь дорога эта из Воргола и на Пронск, и на Рязань смотрит. Ошиблись, знать, — и чуть не уложили вас в сыру землю.

Кунам опустил глаза и снова стал хлебать подстывшие уже щи. В избу через открытое окно ворвался лёгкий ветерок и охладил трапезников. После щей и гости, и хозяин начали уплетать кашу. Кунам искоса глянул на Демьяна:

— Так что, витязь липецкий, не зарекайся от разбоя. Мы не знаем, что у кого на роду написано, кому какая судьба уготована.

Первым закончил трапезу Демьян и облизал деревянную ложку.

— Браги или мёду? — предложил Кунам.

— Да нет, благодарствуем, — отказался Демьян. — А нас ты разбойничать силой заставишь?