Потому что люблю

Белый перебил его:

— Завтра поговорим. — Он взглянул на часы. — Комдив ждет.

…Выйдя из штаба, Женька сразу почувствовал, что ему невыносимо душно. После прохладного кабинета, с окнами на теневую сторону, прохладного коридора здесь даже среди деревьев воздух казался раскаленным, а безветрие делало его застоявшимся и тяжелым.

Женька снял китель, перекинул через плечо, поддев пальцем за вешалку, и уверенно зашагал к «перелетной» гостинице.

Муравьев наверняка спит. А что он еще может делать после обеда?

Но Муравьев не спал. Дверь в его номер была открыта. Раздетый до пояса, он сидел спиной к выходу за столом и что-то увлеченно читал. Женька подошел неуслышанным, потому что рядом с книгами перед Муравьевым стоял верещащий транзистор. Заглянул через плечо, но определить, что Муравьев читает, не смог.

— Просвещаемся?

— А, появился? — Муравьев встал, протянул руку. — Поздравляю. С успехом, с новым чином! Молодец!

— С чином потом, вечером. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль прошу быть у меня. Что хмуришься?

— Толе Жуку обещал.

— Он тоже будет у меня. К нему всегда успеешь.

— Кто знает…

— Я знаю.

— Ты вот как раз и не знаешь. Я завтра улетаю.

— Куда?

— К себе.

— Случилось что-то?

— Надо. Вопрос решенный.

Женька вдруг почувствовал себя так, как в день выпуска из училища, когда на вокзале у него украли чемодан. Ничего там ценного не было — постельное белье да инструмент столярный, однако ощущение бессмысленной потери сразу омрачило долгожданный праздник.

Ему чертовски не хотелось расставаться с Муравьевым, терять его, хотя так или иначе разлука была неизбежной. Ошарашила больше неожиданность.

— Не грусти, — с улыбкой сказал Муравьев и хлопнул его по плечу. — Нас ждут дороги, которые мы сами выбираем.

В его тоне и жестах чувствовалась абсолютная уверенность в правоте своего решения, и перечить ему, тем более отговаривать — только зря терять время.

— Ладно. — Женька по очереди заглянул на обложки книг, которые так увлеченно читал Муравьев перед его приходом, и невольно удивился: — Ницше и Толстой? Юг и Север… Ты даешь!..

— Не познав крайностей, не узнаешь, где середина. — Муравьев отодвинул книги в сторону и высыпал на стол из кулька яблоки. — Угощайся.

— Спасибо. — Женька взял яблоко, вытер его о подкладку кителя и с хрустом откусил розовый бочок. — Что нового здесь?

— Сам позавчера приехал.

Муравьев, вопреки Женькиным ожиданиям, был сух и сдержан, разговор не получался, и откровенничать не хотелось. Видимо, дома не все ладно, если прервал отпуск и сам решил возвращаться к белым медведям. А для подобных признаний нужен особый настрой. Ничего. Расскажет.

— Грустный ты какой-то.

— В природе все разумно. У тебя вот на двоих радости. Все, значит, компенсировано.

Муравьев вдруг улыбнулся и посмотрел Женьке в глаза:

— Ну, что ты хочешь спросить?

— У меня целая пачка вопросов… Поговорить надо основательно. Приходи. И прихвати Толю Жука. Мне некогда его разыскивать. Надо Кате помочь.

— Ладно, придем. — Муравьев легонько подтолкнул Женьку в плечо. — У меня тоже дел — дай бог управиться!

Когда Женька подходил к проходной, его, обдав легкой пылью, обогнал на мотоцикле бывший старшина Прокопенко. Оглянулся и, не останавливаясь, выскользнул в открытые ворота. Обычно он к Шелесту льнул и всегда набивался сам подвезти до дому после полетов. А тут старику изменило зрение — не узнал. Оглянулся, посмотрел — майор. А Шелест — капитан. Сейчас, наверное, едет и думает — до чего же бывают люди похожие.

Женьке вдруг стало весело. И хотя где-то в глубине сознания тлела неугасшая тревога, веселое настроение у него сохранилось до самого вечера. Он разыграл по телефону Катю, шутил с таксистом по пути в детский сад, потом всю дорогу разыгрывал Юрку и Геру: то задавал им бессмысленные загадки, то откровенно надувал, а потом заразительно смеялся над их несмышленостью.

Домой они явились возбужденными и в развеселом настроении. Катя уловила это настроение и тоже будто включилась в их игру. Но где-то около семи вечера она махнула рукой:

— Не трогайте меня! Скоро люди придут, а еще дел сколько.

Женька посмотрел на часы и приказал близнецам уматывать на улицу.

— Далеко не уходите. Играйте, пока не позову. Ясно?

— Конечно, ясно, — ответил за двоих Юрка.

К семи часам никто не пришел.

— И хорошо, — сказала Катя, — а то было бы неловко.

В половине восьмого она повторила:

— И хорошо, что их нет. Все сделали. Сейчас переодену платье и будем встречать твоих гостей, товарищ майор. — Она подошла к Женьке и чмокнула его в щеку.

Женька ободряюще улыбнулся, он заметил, что Катя, как и он, начинает волноваться, хотя причин для волнения не было. Разве что коллективное опоздание гостей.

Когда часы показали восемь вечера, Катя спросила:

— Ты не ошибся, когда приглашал ребят?

— На девятнадцать сказал.

— Все, наверное, поняли, что на девять вечера.