В той части Восточной Пруссии, которая была поглощена Советским Союзом, проживало несколько сотен тысяч немцев. Но к лету 1945 г. почти все они или попали в плен, или бежали от наступавшей Красной армии. В других бывших областях Восточной Германии, включая те, что номинально входили в зону советской оккупации, но теперь находились под польским контролем, прежде проживало 8 миллионов немцев. Сколько их осталось здесь и сколько вернулось из плена, было неизвестно. Поляки и русские утверждали, что уехали почти все, покинув родные города и фермы, уйдя с заводов и шахт. Но, по достоверным официальным оценкам Вашингтона и Лондона, оставалось еще от 2 до 3 миллионов местных жителей, хотя ежедневно уезжали многие тысячи: или они бежали, или их изгоняли. В Судетах в Чехословакии жило около 2,5 миллиона немцев. Одни оказались в плену у русских и чехов, а другие стали беглецами. Однако предполагалось, что все еще оставалось свыше миллиона, и даже больше, немецких жителей.
Советское правительство полагало, что исторический эксперимент закончился. Немцы, которые появились на востоке, были вновь изгнаны на запад. Правительство Советов не собиралось нести в отношении них никаких обязательств, ему безразлична была их судьба. Таким же образом вели себя и поляки, многие из которых долго жили в немецкой оккупации. Они желали, чтобы все их соседи немцы быстро уехали и освободили место для польского народа. Поляки двигались на запад, уезжая из районов, расположенных к востоку от линии Керзона, и из перенаселенных и бедных областей всей Польши. Они стремились приобрести недвижимость, были готовы начать производство продовольствия и работать в шахтах, восстанавливать страну. Таким же было и отношение чешских властей, которых обуревали подобные же воспоминания и которые имели те же цели.
Американское и британское правительства осознавали, насколько сильным, и отчасти справедливым, было желание этих народов отбросить немцев назад и вернуть их в пределы того, что осталось от Германии. Однако они понимали, какие людские страдания влечет за собой немедленное изгнание стариков и детей, бедняков и богатых, здоровых и больных. Они полагали, что долг каждого гуманного человека — подавлять чувство мести и проявлять сострадание к тем, кто теряет родной дом. Они предвидели, что чем тяжелее будет опыт мигрантов, тем более глубоким у них будет чувство враждебности к государствам на востоке Европы, которые превратили их в изгнанников. И они были обеспокоены тем, какая судьба может ожидать миллионы беженцев в разрушенных зонах оккупации в Германии. Какие существуют возможности их накормить и предоставить медицинскую помощь, где разместить и какую работу предоставить?
По этим причинам американское и британское правительства постарались преобразовать стихийный поток беженцев в упорядоченную миграцию. Русские и поляки ожидали, что союзнический контрольный совет выработает некий план для достижения подобной цели, который будет приемлемым правительствам стран, откуда шел исход людей. Но они обнаружили, что Сталин абсолютно равнодушие к происходящему. Когда Черчилль сказал, что необходимо задуматься о том, куда направятся немцы, первое замечание Сталина было о том, что чехи уже эвакуировали их из Судет в советскую зону оккупации, дав им два часа на сборы. Он считал, что сделать тут ничего нельзя. Черчилль ответил, что, возможно, это и так, но что-то нужно делать с немцами, которых поляки изгнали из той части зоны оккупации, которую ранее выделили русским. Сталин сказал, что они позволили остаться полутора миллионам немцев, пока те не соберут урожай, а затем они тоже уедут, иначе поляки будут мстить им за те беды, что они принесли им на протяжении столетий. Черчилль и поддержавший его Трумэн придерживались мнения, что у поляков нет права изгонять немцев из бывшей зоны советской оккупации в американскую и британскую зоны, где ощущался недостаток продовольствия и топлива.
Вопреки их протестам Сталин был намерен просить министров иностранных дел трех держав принять программу по принудительному возвращению немцев. Было выдвинуто предложение возложить на Контрольный совет обязанность наблюдать за его выполнением. Молотов не отверг идею двойного надзора. По его мнению, все, что мог сделать совет, — это попытаться предотвратить бегство немцев в Германию; он не мог приказывать правительствам Польши, Венгрии и Чехословакии. Сэр Александр Кадоган, который был представителем Великобритании в Потсдаме до приезда Бевина, полагал, что эти правительства можно было бы попросить о сотрудничестве друг с другом в этом вопросе.