Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы

Бирнс прилагал усилия, чтобы смягчить критику со стороны Молотова плана о репарациях. Он вновь напомнил, что, когда «обсуждалась западная граница Польши, мы пошли на большие уступки, чем советская сторона. Что касалось принятия Италии в ООН, то на компромисс пошли уже наши британские друзья». Он понимал, что «Советы дали согласие на проценты», но если американцы пошли на уступки, то и «Советы должны поступать так же». Молотов резко ответил, что «это была уступка Польше, а не им». «Но разве господин Молотов не произнес более яркую речь об этой границе, чем поляки?» — спросил Бирнс. Но Молотов не уступал; с завидным упорством он повторял, что крайне необходимо назвать общую сумму обязательств для Германии.

Бирнс понял, что всего лишь шаг оставался до окончательного разрыва между главами трех правительств, если они, хотя бы в последний момент, не смогут прийти к соглашению. К ним обращалась Европа; ее народы желали мирной договоренности, которая даст им возможность вернуться к своей работе, выращивать хлеб, ремонтировать свои дома, фабрики и дороги, обогревать свои жилища и вновь открывать школы. Ввиду таких потребностей не было бы лучшим выходом пойти на компромисс и с течением времени решить все спорные вопросы?

На следующий день, 31 июля, когда Бирнс делал доклад для глав правительств на очередном заседании, Сталин и Молотов возразили против объединения трех вопросов, стоявших на повестке дня, в один. Каждый из них заслуживал отдельного обсуждения. Однако Бирнс при поддержке Трумэна продолжал настаивать, что американское правительство даст согласие на новую польскую западную границу, только если удастся прийти к соглашению по двум другим вопросам. Сталин сказал, что «господин Бирнс может использовать такую тактику, если он этого желает, но русская делегация будет голосовать по каждому вопросу отдельно».

Что касается вопроса репараций, то Сталин заявил, что он отказывается от советских требований гарантированных денежных выплат и физических показателей получаемой продукции. Он также поддержал принципиальное решение, что каждая страна должна взимать репарации в своей зоне оккупации при условии, что Советский Союз будет получать промышленное оборудование из западных зон, частью бесплатно, частью на условиях обмена на другую продукцию. Но как определить объем требуемого оборудования? Достаточно ли будет трех месяцев? Когда Бевин сказал, что этого времени будет недостаточно, Сталин согласился на полгода. А что же касается больших процентов? Разве Советский Союз не имеет на это права? И не должен ли он получить дополнительно акций в немецких промышленных и транспортных компаниях в западных зонах и около трети запасов золота и финансовых активов за рубежом?

Трумэн и Бирнс были готовы дать Советскому Союзу больший процент избыточного промышленного оборудования в западных зонах при условии, если русские откажутся от своих требований от участия в немецких компаниях и от своей доли иностранных авуаров и золотого запаса. Но Бевин был против этого. Он придерживался мнения, что предложение само по себе было либеральным. Но Сталин считал, что оно было «антилиберальным». Соединенные Штаты, заметил он, хотели выполнить советские пожелания. Почему же Британия не хотела? Пытаясь вновь объяснить Сталину причины этого, и снова безуспешно, Бевин наконец произнес: «Ну что же, хорошо». Сталин выразил свою благодарность.

Так закончился спор о немецких репарациях, за которым скрывался конфликт интересов. Соглашение на самом деле было непрочным; в основе его лежало намерение лишить Германию значительной части ее индустриальной мощи и сохранить жесткие ограничения на ее промышленное развитие. Цель была намечена, но программу контроля Германии можно было осуществить только при одном и том же подходе всех четырех ее участников и едином понимании того, что необходимо немцам для становления мирной экономики (разрешенный уровень развития промышленности). Не в последнюю очередь важно было также взаимное доверие.

Участники переговоров, вздохнув с облегчением, вернулись к обсуждению двух других вопросов. Бевин в отношении договоренности о польских границах оставался непреклонным. Он заявил, что у него имеются инструкции поддержать границу по Восточной Нейсе. Ему хотелось бы получить ответ, какие последствия могло иметь новое предложение. Как следовало относиться к передаче этой части советской зоны оккупации? Останется ли эта территория «технически» под военным контролем союзников? В противном случае это будет передача территории до проведения мирной конференции, на которую также требовалось одобрение Франции.

Интересны последовавшие за этим комментарии договаривавшихся сторон. Сталин настаивал, что это касается только советской зоны, и Франция не имеет к этому никакого отношения. Бевин спросил, может ли Британия отдавать отдельные районы своей зоны без одобрения других правительств. Нет, ответил Сталин; это возможно только в случае с Польшей, поскольку речь идет о государстве, которое не имеет западной границы, но это была уникальная ситуация.