Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы

В это краткое мгновение в отдаленной пустыне в Нью-Мексико неимоверные умственные и физические усилия всех этих людей внезапно и неожиданно принесли свои заслуженные плоды. Доктор Оппенгеймер, на котором лежала тяжелейшая ответственность, чувствовал все большее напряжение, когда наступил отсчет последних секунд. Он едва дышал. Он оперся о столб, чтобы не упасть. В течение последних нескольких секунд он неподвижно смотрел вперед, и, когда прозвучала команда „Старт!“ и вспыхнул небывалой яркости свет, вслед за которым сразу послышался низкий грохочущий рокот взрыва, на его лице появилось выражение небывалого облегчения. Несколько наблюдателей, стоявших за укрытием, чтобы увидеть световой эффект, были сбиты с ног взрывной волной.

Напряжение в помещении разрядилось, и все начали поздравлять друг друга. Каждый ощущал: „Вот оно!“ Не важно, какие это могло иметь последствия, все понимали, что невозможная, казалось, научная задача была решена. Атомная бомба уже больше не существовала только в мечтах физиков-теоретиков. Она была почти зрелой при рождении. Она стала великой новой силой, которую можно было теперь использовать во благо или во зло. Многие в укрытии были охвачены чувством, что те из них, кто был связан с ее рождением, должны посвятить свою жизнь миссии, навсегда посвященной защите добра, и никогда — зла.

Доктор Кистяковский, импульсивный русский, обнял доктора Оппенгеймера. Все ликовали. Долго сдерживаемые чувства в эти несколько минут вырвались наружу. Все, казалось, мгновенно поняли, что результаты испытания превзошли самые оптимистичные ожидания и самые безумные надежды ученых. Все, казалось, почувствовали, что они присутствуют при рождении новой эры — эры атомной энергии, и осознали свою глубокую ответственность, обязанность направить ее ужасную силу, впервые освобожденную в истории человечества, в нужное русло.

Что касается продолжающейся войны, появилось чувство — что бы еще ни случилось, теперь мы имеем средство обеспечить ее быстрое завершение и спасти жизни тысяч американцев. Что касается будущего, в жизнь вошло нечто большое и нечто новое, что окажется более важным, чем открытие электричества или какие-либо иные большие открытия, которые столь сильно повлияли на наше существование.

Полученные результаты вполне могут быть названы беспрецедентными, великолепными, прекрасными, поразительными и ужасающими. Никогда прежде не появлялось созданное человеком устройство такой поразительной мощности. Световые эффекты не поддаются описанию. Вся местность была залита ослепительным светом, интенсивность которого во много раз превосходила свет полуденного солнца. Он был золотым, пурпурным, фиолетовым, серым и голубым. Был освещен каждый пик и ущелье горного хребта с такой четкостью и красотой, что представить это было просто невозможно; и чтобы это можно было понять, необходимо было это увидеть своими глазами. Это была красота, о которой мечтают великие поэты, но описывают ее блеклым языком, не отражающим действительность. В первые 30 секунд после взрыва плотная стена воздуха сносила людей и предметы; и почти сразу же за ней распространился сильный ужасный, словно предупреждавший о дне Страшного суда, рев, который заставил нас почувствовать себя жалкими созданиями под ударами сил, которыми прежде повелевал только Всемогущий Бог. Недостаточно слов, чтобы рассказать тем, кто не присутствовал при этом, о физических, ментальных и психологических последствиях взрыва. Для того, чтобы понять это, надо было присутствовать при этом». (На этом заканчивается рассказ генерала Фаррела.)

12. Мои (генерала Гроувза) впечатления о самых впечатляющих моментах ночи таковы.

Проспав около часа, я встал в 01 ч. 00 мин., и с этого времени был неотступно вместе с доктором Оппенгеймером до 5 часов утра. Естественно, он был очень нервным, хотя мысль его работала как всегда эффективно. Я был занят тем, что старался оградить его от назойливых советов его помощников, находившихся в возбужденном состоянии и нервничавших из-за погодных условий. В 3 ч. 30 мин. мы приняли решение, что мы можем взорвать заряд в 5 ч. 30 мин. К 4 часам дождь прекратился, но все небо было закрыто тучами. Наше решение крепло по мере того, как время шло. В течение этих часов мы неоднократно выходили из контрольного пункта во мрак ночи взглянуть на звезды, чтобы понять, не становится ли та или иная из них ярче и заметнее. В 5 ч. 10 мин. я оставил доктора Оппенгеймера одного и вернулся на главный наблюдательный пункт, который располагался в 17 тыс. ярдах от места взрыва.