Поцелуй чудовища

Залететь от Глеба и потом просто поставить его перед фактом Мара не могла. Просто не осмеливалась. Все из того же самого банального опасения потерять Глеба, отсутствие которого Глебу так нравилось. Она прекрасно видела, как вокруг него увиваются девицы, и помоложе, и покрасивее, чем она. И каждый раз, глядя, как он улыбается им в ответ на их неловкие (или напротив, весьма ловкие) попытки заинтересовать, привлечь его внимание к себе, Мара мучилась от ревности, думая, что однажды, когда она сама станет уже не так красива, и уже точно рожать будет поздно, какая-нибудь юная длинноногая красотка уведет Глеба, прельстив его своей юной свежестью. И она-то точно не станет терзаться муками совести, размышлять о том, как подло обманывать, и как в принципе это нехорошо — привязывать к себе мужчину ребенком. И забеременеет. И все.

— Это правда?! Ты был с другой женщиной?! Кобель похотливый!

Глеб невольно поморщился.

Еще одна пренеприятнейшая черта Мары — она чудовищно, вульгарно, грязно ругалась.

Слова, вроде, обычные, но в ее устах они звучали н вероятно отвратительно. Страшнее, наверное, только черти изрыгают свои жуткие проклятья.

Сегодня слушать эту бесовщину Глеб не был намерен.

— Мара, ты пьяна, — сухо ответил он, избегая смотреть в ее глаза. — Давай без скандалов, а? Поговорим, когда ты будешь трезва.

И он вышел, аккуратно закрыв за собой двери.

* * *

Спать Глеб лег в своем кабинете, постелив себе на неудобном маленьком диванчике, который больше походил на слишком большое кресло.

Мара, в темноте лежа с закрытыми глазами, сначала слушала, как льется вода в душе и ждала, когда Глеб примет душ и придет к ней, в спальню. Но вот стих шум воды, зажегся свет за неплотно прикрытыми дверями, а Глеб не шел.

Затем стало темно, и Мара почувствовала, как из ее глаз по щекам ползут слезы. Вместе со светом словно погасла робкая надежда на то, что она ошиблась, на то, что Глеб просто устал и не в духе.

Тихонько рыдая, Мара слушала, как в темноте скрипит кожа на этом крохотном, неудобном диване, на котором Глеб старается устроиться поудобнее, и мучительно думала, искала ответ, где же он умудрился подцепить эту лярву, с которой накувыркался так, что к ней, к Маре, и прикасаться не хочет. Они не виделись две недели, а Глеб не из тех мужчин, которые могут неделями существовать без секса. Мара, спеша домой, рассчитывала, что он вцепится в нее с порога, затащит в постель тотчас же, как только она ступит в дом. Обычно так и происходило, когда они ненадолго расставались, и Мара подспудно любила свои отлучки из города, прекрасно зная, что после них будет горячая ночь. Соскучившись, Глеб становился в постели нетерпеливым и жадным, у Мары трусы намокали от одного предвкушения того, что ее ждет, когда Глеб до нее, наконец, доберется.

И вот — ничего.

Пустота, холод, абсолютный ноль, как в космосе.

«И что дальше? — думала Мара, давясь слезами. — Расставание? Все это время, что я на него угробила, коту под хвост? И все мои ужимки — господи, да по-другому это и не назовешь!

— все эти игры, кувыркания перед ним кверху брюшком — все зря! Кувыркалась, кувыркалась, служила на задних лапках, а он умотал к другой! Сам, наверное, послужить хочет… Глебушек, апорт!»

Мара нервно расхохоталась, отирая мокрое лицо.

«И что, позволю ему вот так запросто уйти? — размышляла Мара. — А что делать? Бороться, как говорят эти курицы, защищать свою любовь? Интересно, я хоть его люблю?»

Мара задумалась. Перспектива остаться одной ее очень пугала; холодная постель, одинокие вечера и пустой дом, где никто не ждет. И стучащийся в виски вопрос, полный растерянности: а что дальше? И очередной мучительный поиск мужчины, такого, как Глеб

— самостоятельного, обеспеченного, умного, с высшим образованием — чтоб не стыдно было показать друзьям.

«Ну уж не-ет, — подумала Мара злорадно, ощутив прилив решительного протеста. — Так просто я тебя никому не отдам! Вадька; завтра к Вадьке схожу. Он наверняка все знает. Я вытрясу из него имя этой сучки и выдерну ей все ее крашеные патлы! Она у меня забудет, как на чужих мужиков прыгать…»

Всю ночь, прислушиваясь к сонной тишине, Мара строила планы по устранению соперницы, полные решительного азарта, и забылась сном лишь под утро, когда серый рассвет уже брезжил сквозь шторы, и проснулась когда в пустой и тихой квартире оглушительно щелкнул дверной замок.

Глеб ушел на работу.

Вот так просто — не поговорив, ни слова вообще ей не сказав. Собрался и ушел.

На мгновение Мара снова ощутила горькое отчаяние, страшное и безнадежное, но она решительно отмела прочь сопли и слюни. Не-ет, так просто она не сдастся!

Обычно она не выпивала с утра, даже если ночь была проведена на кухне, в одиночестве. Но сегодня у нее нестерпимо трещала голова, больше от ночных слез, чем от выпитого, и она решительно плеснула коньяка в бокал и выпила залпом. Поморщилась, прикрыла горящий рот ладошкой.