Ему хотелось взят в ладони эту обожжённую ручку и целовать каждый пальчик, выпрашивая извинения. Конечно, он виноват; и перед Марой, и перед Олечкой. Но Мара… кто бы мог подумать, что она, такая ироничная и хладнокровная, может устроить этот спектакль?! Откровенно говоря, он не только не думал об этом — он просто позабыл о существовании Мары в его жизни. Олечка затмила все; вытеснила все мысли из головы. И теперь Глеб сам недоумевал, как он мог столько времени прожить с Марой, не зная ее совсем.
Олечка опустила глаза, спрятала за спину руки.
— Не надо, — тихо, но упрямо ответила она. На мгновение Глебу показалось, что в ее подрагивающем голосе он слышит ревнивые нотки, да только с чего бы Олечке ревновать?
— Не стоит. Я не хочу, чтобы у вас были еще неприятности. из — за меня.
— Я кому говорю, идем, — чуть повысив голос, уже нетерпеливо произнес Глеб. — Что за капризы?! Мои неприятности. словом, не беспокойся, это моя забота. Я как-нибудь справлюсь с ними. А вот твой ожог.
— А я справлюсь с ним, — так же тихо и так же дьявольски упрямо произнесла Олечка, и Глеб едва не поддался искушению ступить к ней, запустить руку в ее волосы и впиться в ее рот болезненным, жарким поцелуем. Господи, как же его заводило ее чертово упрямство… Оно скользило во всем: в наклоне ее головы, в кротком выражении лица, которое на самом деле было нифига не кротким, в подрагивающих веках. На мгновение Глеб вдруг подумал, что очень хочет посмотреть на лицо Ольги без повязки. Хочет увидеть ее глаза, когда ей становится хорошо. Но тут же прогнал к чертям эту мысль.
Нет.
Он может быть с ней таким, каким ему хочется, только если она не знает, кто ее партнер.
— Или ты сейчас идешь со мной, — произнес Глеб, — или я протащу тебя по всему офису.
— Не имеете права, — все так же тихо, но упрямо произнесла Олечка, и Глеб, порывисто шагнув к ней, подхватил на руки девушку на руки, несмотря на ее протесты.
— Что вы делаете?! — закричала она, изумленно уставившись в его лицо, и Глеб впервые увидел ее глаза так близко. Господи, до чего красивая девчонка. Голова кружится от ее
молодости и нежности. От ее удивительной непорочности — даже после всего того, что между ними было. Особенно после всего того, что меду ними было.
Он прижал ее к себе чуть сильнее, и Олечка охнула, уловив сексуальный подтекст этого жадного движения.
— Отпустите, — дрожащим голоском произнесла она. — Я сама пойду…
— И снова начнешь капризничать? Ну уж нет. Поехали-ка, дорогая! — произнес Глеб, и вынес ее из кабинета Вадима.
Глава 8. Сессия номер три
Ничего опасного у Ольги не было. Врач всего лишь наложил сухую повязку, и отпустил с миром домой.
Олечка изо всех сил пыталась избежать общения с Глебом. Он поджидал ее под дверями кабинета, она слышала, как Глеб ходит по коридору туда-обратно, покашливает, явно волнуясь, но отчего-то его трогательное внимание и его забота были ей неприятны.
Пока медсестра делала ей перевязку, а врач давал какие-то рекомендации бесцветным монотонным голосом, Олечка изо всех ил старалась не заплакать. Видя, что на ее глаза наворачиваются слезы, врач бурчал какие-то дежурные утешения, успокоительные слова, не меняя интонаций, но это внимание было лишним и облегчения не приносило.
Мара.
Ее внезапное появление, ее истерика, ее крик — а затем и появление Глеба, их ссора, — подействовало на Олечку угнетающе. Порхающая на крыльях счастья в последние дни, она вдруг увидела Глеба, которого уже считала своим, рядом с его Марой, и тотчас поняла, что именно эти двое — пара. Как муж и жена.
Между ними отношения, они даже ссорятся так, будто никого в мире не существует кроме них.
Наигравшись с ней, Глеб возвращается к Маре. Не подходит к ней, к Олечке, в офисе, и не предлагает встретиться, пообедать вместе, нет. Он каждый раз возвращается к Маре.
От одной этой мысли Олечка начинала рыдать; столкновение с бесцеремонной и неумолимой реальностью оказалось слишком болезненным. Вот, значит, как.
Когда Ольга вышла из кабинета, Глеб поспешно поднялся из кресла, на которое присел, быть может, минуту назад. Ее светлое бежевое пальто было у него в руках, и Олечка с неудовольствием позволила ему помочь ей одеться. Он даже пуговицы застегнул, потому что ее забинтованная рука толком не действовала из-за стягивающей ее повязки.
— Не надо, — Олечка с остервенением отстранила его руки, попыталась оттолкнуть руки Глеба и сама кое-как затолкала шарфик под воротник. — Я сама могу, сама!
Она сопела, как разъяренный носорог, и Олег отступил на шаг от нее, разглядывая ее рассерженное личико.
— Извините ее, — внезапно произнес он, и Олечка вскинула на него светлые чистые глаза.
От этого взгляда — глубокого, как море, обиженного, но все же светящегося такой трогательной надеждой, — Глеб даже задохнулся, чувствуя, как его непреодолимо тянет к девушке. Хотелось шагнуть к ней, положит руки на плечи и ближе увидеть эти глаза, опустившиеся ресницы.
— Она. — продолжил Глеб предательски хрипнувшим голосом, и Олечка, упрямо мотнув головой, перебила его.