Поцелуй чудовища

— Ой, ой, ой, — пропела Мара насмешливо, явно издеваясь над Вадимом. — Как страшно-то! Раньше ты был н против, чтоб твой секретарь мне чаек подливала, печеньицем угощала. а теперь что?

Вадим ответит не успел; в дверь, бережно неся перед собой серебряный разносик, вошла Олечка, сосредоточенно глядя на чашки с кофе.

При виде нее по лицу Мары расплылась прямо-таки дьявольская ухмылка. Олечка, чистенькая, приглаженная, светленькая, трогательно-юная и наивная, была полной противоположностью Мары, и Вадиму показалось, что Мара очень хочет извалять, испачкать это нежное чистое существо только за то, что та была как минимум на десяток лет ее моложе.

— О, да у тебя новая цыпа! — произнесла Мара со смехом, и Олечка, оторвав сосредоточенный взгляд от угощения на своем подносе, с удивлением глянула на женщину.

— Хорошенькая какая, молоденькая.

В голосе Мары послышалась долго скрываемая истерика. В мгновение ока она оказалась на ногах, подскочила к перепуганной Олечке, сверля девушку ненавидящим взглядом.

Маре даже не надо было повода, чтобы сорваться на девушку. Ее глаза метали молнии, губы кривились в усмешке, неприятной и жалкой.

— Понарастят себе сисек, — грубо прорычала она, с ненавистью рассматривая Олечку. — Ноги от ушей. Разоденутся, как проститутки, трусы из-под юбок торчат. в голове ноль, образования никакого, а туда же — в секретари! Продавать себя подороже!

Последние слова Мара уже кричала, яростно выплевывала их в лицо оторопевшей Ольге. Девушка взбесила Мру своей красотой и юной свежестью. На ее хорошеньком личике не было ни грамма косметики, а Мара с утра тщательно замазывала синяки под глазами.

К тому же Мара вдруг ясно увидела в Олечке потенциальную соперницу. Нет, она вовсе не подумала о ней как о потенциальной любовнице Глеба; она просто увидела девушку, у которой еще все впереди. А у нее, у Мары, за плечами было уже многое.

В том числе — и отношения с Глебом.

— Ну, что ты на меня глазенками своими хлопаешь? — зло выкрикнула Мара, нарочно ударив по подносику с кофе так, чтобы горячая ароматная жидкость плеснулась на ослепительно — белую блузку Олечки и на ее наманикюренные ручки. От боли Олечка вскрикнула, на полу, громыхая, запрыгал поднос, осколками рассыпались беленькие чашечки. — Криворукая… чему вас только в школе учат!

— Мара, прекрати! — Вадим мог кричать сколько угодно, но угомонил Мару именно Глеб, как раз подоспевший к разворачивающимся событиям. Ухватив ее за воротник, он швырнул женщину к выходу из кабинета, и в первый миг она не поняла даже, как оказалась практически за дверями, спотыкаясь и едва не обламывая каблуки на сапогах.

— Пьяная дрянь! — взревел Глеб, сжимая кулаки, насилу сдерживаясь, чтоб не ударить женщину в перекошенное от испуга лицо. — Ты что вытворяешь?!

Олечка плакала.

От звуков ее рыдания Глебу становилось не по себе, расплывающееся по нежной коже руки красное пятно казалось ему чудовищным, страшным, и ему хотелось удавить Мару тут же, за то, что она посмела притронуться своими когтистыми грязными лапами к его Олечке. Он очень хотел тут же, сию же минуту обернуться к плачущей девушке, обнять ее, подуть на обожженную кисть, как дуют ребятишкам на их нехитрые болячки. Еще больше хотелось увести ее прочь, спрятать ото всех, закрыть, чтобы никто не мог добраться до нее, посадить под замок, пока не кончится этот чертов рабочий день, и вечером отереть ее слезы и утешить.

Вот же чет, подумал Глеб.

А именно этого он сделать и не мог.

На основании чего? На правах босса?

Девушка бы тотчас послала его к черту или — еще хуже, — посмотрела б на него как на ненормального, потому что у нее-то насчет него никаких планов нет.

— Пошла отсюда вон, чертова алкоголичка! — прорычал он, кое-ка взяв себя в руки. Бить Мару? Да ему даже прикасаться к ней не хотелось. — Что ты таскаешься тут в таком виде, что ты меня позоришь?! Ради бога, не заставляй меня звать охрану, чтобы они насильно тебя вывели вон!

Мара внезапно растеряла весь свой боевой настрой, ее лицо из воинственного и злого стало беспомощным и жалким, она отерла красные мокрые губы и всхлипнула.

— Глеб, ну, прости, — слабо вякнула она, и эта внезапно проявившаяся слабость вовсе вывела его из себя.

— Вон! — проорал он, тыча рукой в направлении двери. — Пошла вон, и не показывайся мне на глаза, пока не просохнешь!

Мара, спотыкаясь, едва не падая, без слов исчезла за дверями, и Глеб, дрожа от ярости, обернулся к Олечке.

Та почти не плакала. Неловко оттягивала она мокрую испачканную блузку, встряхивала мокрые липкие руки.

— Идемте, — чуть хрипнувшим голосом произнес Глеб. — Я отвезу вас в травмпункт.