— Да как так-то?! — выкрикнул он в досаде, когда сверкающие стеклянные двери за влюбленной парочкой закрылись, и Пал Саныч остался один в пустом холле. Чуть не плача от досады, постанывая от разочарования, Пал Саныч уговаривал себя, что все же слегка куснул обоих, доставил им немало неприятных минут, но Глеб приготовил ему просто-таки сокрушительный удар.
В тот день Пал Саныч долго шлялся в гараже; с шофером Глеба он обсуждал предстоящее подписание какого-то важного контракта. Глеб давно и тщательно готовился к этой сделке, и шофер по секрету рассказал Пал Санычу, что если дело выгорит, то дела у конторы пойдут в гору, и, вероятно, на радостях Чу увеличит зарплаты.
Новость была чудо как хорошо, и Пал Саныч даже пожелал Чу удачи — раз в кои-то веки. Ехать должны были вечером, офис гудел, предвкушая скорые перемены.
А после обеда Чу внезапно всех собрал в конференц-зале. Возбужденный, какой-то взъерошенный, нервничающий, он потирал руки, и на лице его было написано совершенно несвойственное для него выражение.
Чу волновался; это ощущалось в его порывистых, резких движениях, в его голосе, который был громок и дрожал, в его смехе — Чу смеялся, много и шумно, как человек, который не знает, как справиться с грызущими его переживаниями.
В конференц-зале, куда на роду набилось как сельдей в бочку, стоял неясный гул — люди недоуменно переговаривались, переглядывались, не понимая причину, по которой их тут всех собрали.
На столе, за которым обычно сидел шеф, лежал огромный букет белоснежных цветов, роз. Он был просто необъятным, розы были такими роскошными, такими кипенно белыми, что Пал Саныч, пристроившийся ка можно дальше от центра всеобщего внимания, притулившийся у стеночки, зевнул, поскреб бок и подумал, что снова у какого-то особо ценного сотрудника очередной юбилей. Или кто-то собрался на пенсию. Или кто-то кого-то родил — Чу обычно покупал такие букеты для особо пышных торжеств.
Однако, на сей раз Пал Саныч не угадал.
Стоило всем собраться, стоило Чу — одетому по-праздничному, в светло-серый костюм, белоснежную сорочку и натертые до зеркального блеска туфли, — появиться перед сотрудниками, а всем разговорам смолкнуть, как Пал Саныч понял — дело не в юбилеях.
— Вы, наверное, все заметили, — заметно волнуясь, начал Глеб, потирая руки так, словно ладони у него замерзли и он хочет отогреть их, — что у нас с Ольгой… отношения.
Люди, ожидавшие чего угодно, но не этого, удивленно заговорили, кто-то засмеялся, кто-то захлопал, а сама Олечка, стоящая в первых рядах, вспыхнула стыдливым румянцем. Глеб, сияя улыбкой, шагнул к ней, уверенно взял ее за руку и вывел в середину круга, образованного подчиненными.
— Наверное, — продолжил он, — это все скоропалительно. и, наверное, так не делают. но я решил, что таких вещей откладывать в долгий ящик не стоит.
Он обернулся к столу, бережно взял с него букет и осторожно-осторожно, словно спящего ребенка, вложил эти великолепные, ослепительные розы в руки онемевшей от удивления Ольге.
— Оля, — чуть охрипнув от волнения, на виду у всех неловко становясь на колено и опустив руку в карман. Женщины за его спиной заохали, а Ольга онемела от изумления, глядя, как Глеб, нервничая и волнуясь, как мальчишка, вынимает из кармана бархатную красную коробочку и раскрывает ее не слушающимися пальцами. — Оля, ты выйдешь за меня?
Он действительно нервничал, ничуть не притворяясь и раз в кои-то веки не скрывая своих чувств, переживал так, словно не верил, что она согласится, как будто существовала возможность того, что она откажет. Его серые глаза смотрели в раскрасневшееся, смущенное лицо Олечки почти умоляюще, губы Глеба дрожали. И те несколько секунд, которые девушка, оглушенная его внезапным предложением, молчала, он, казалось, не дышал, протягивая ей кольцо, поблескивающее прозрачным камешком.
— Ох, Глеб, — дрожащим голосом ответила, наконец, Ольга, прижимая к себе невообразимый, тяжелый свежий букет, остро пахнущий розовой свежестью, и несмело касаясь алой бархатной коробочки самыми кончиками пальцев. — Конечно. да! Да, да!
Она произнесла это тихо-тихо, даже не прошептала — выдохнула, но ее согласие услышал и он, и сотрудники. Невыразимое облегчение мелькнула на его лице, Глеб улыбнулся светло, ослепительно, и подскочил, заключил Ольгу в объятья, ничуть не смущаясь того, что на них смотрят десятки глаз. Люди аплодировали, зал просто потонул в одобрительных криках, и, наверное, не одно женское сердце было тронуто тем трепетом, с каким Глеб надел колечко на тонкий пальчик своей Олечки.
— Какая красивая пара! — услышал потрясенный Пал Саныч рядом с собой. — Вот же молодец Глеб Игоревич! Как романтично. Вот так и надо!