Поцелуй чудовища

Вынырнув из глубочайшего потрясения, в который его ввергла эта незамысловатая сцена, отойдя от праздничного шума, вернув себе способность соображать, Пал Саныч недобро покосился на говорящую — ибо это была именно женщина, и более того — его собственная жена, Леночка. Бесхитростная и доброжелательная, она просто радовалась увиденному, безо всякой задней мысли, и Пал Саныч чуть не взорвался от гневных воплей.

Ему хотелось схватить эту добрую, мягкотелую курицу, которая почему-то называется его женой, и трясти до тех пор, пока вся дурь из нее вы вывалится. Ему хотелось орать в это простоватое, улыбающееся лицо, что Леночка радуется успеху какой-то профурсетки, давалки, которая ничем не заслужила ни этого уважительного отношения, ни публичных признаний, ни белых, как невинность самих ангелов, цветов!

И уж тем более Чу не заслуживает такой роскоши, как счастье. Черта с два!

В глазах Пал Саныча потемнело, и он с трудом понял, что Глеб говорит о том, как рад он ввести в свой дом красавицу жену.

— Введешь, как же, — шипел он. — Я тебе устрою!

План созрел тут же, точнее — лопнул, как созревший гнойник. Пал Саныч понял, что должен сию минуту бежать и что-то делать, чтобы истоптать, испортить чужое ослепительное счастье. С трудом он удержал себя от того, чтобы выбежать сию же минуту и нестись мстить. Нет, так нельзя… надо убедиться, что это безопасно… плюс вещи — Пал Саныч решил, что на сей раз нужно бить наверняка, чтобы Чу точно увидел, и чтоб сомнений у него не оставалось!

Именно сегодня, после этих белых невинных цветов, после признаний и слов любви! Именно сегодня воображаемая измена Ольги должна была выглядеть еще грязнее, гаже, похабнее и ниже, чем в любой другой день! Испоганить, разрушить, истоптать все! Снова подкинуть что-нибудь, сейчас же, сию минуту! Впрочем, воспаленный больной разум оказался плохим советчиком. Пал Саныч не понимал, что ему лучше всего подкинуть в спальню Глеба, и потому собирал уж совсем какую-то ничего не значащую ерунду.

Не помня себя, вывалился он из зала, где сотрудники еще остались поздравлять Глеба и Ольгу. Кажется, Глеб всех на свадьбу приглашал; Пал Саныч уже плохо слышал, плохо понимал.

В висках его билась только одна мысль — не допустить! Испортить все!..

Что там можно забыть у дешевой бабы, которую трахаешь по случаю? Носки? Залапанную бутылку из-под пива? Смятую пачку из-под сигарет? Как одержимый, Пал Саныч метался по курилкам, собирая в черный пакет грязь, оставленную в мусорных ведрах мужиками, все выброшенное, ненужное, дешевое, мелкое, такое же стыдное и неловкое, что обычно остается после случайной встречи с малознакомой женщиной.

— Я тебе изображу натюрморт, — зло пыхтел Пал Саныч, увязывая свою добычу в узелок.

Олечка, сияя счастливой улыбкой, утащила свой огромный букет в свой кабинет; Вадим засел за какие-то переговоры. Взбудораженные сослуживцы расходились по своим рабочим местам, а Чу. Пал Саныч, засев в темном углу, как таракан в теплой щели, трясясь от возбуждения, проследил, как тот важно прошел по коридору и скрылся за дверями — уехал на ту самую важную встречу.

Пал Саныч даже не стал отпрашиваться у Вадима; не стал ничего придумывать, не стал врать и изворачиваться. Адреналин обжигал его нервы, и Пал Саныч хладнокровно был готов даже к выволочке за отлучение в рабочее время. Все равно. Пофиг.

До нужного дома он добрался быстро; но ему показалось, что целая вечность прошла, и, стоя в небольшой пробке, совсем недолго, всего минут пять, Пал Саныч нетерпеливо барабанил по рулю и готов был выскочить из машины и бежать пешком к своей цели через холодный город, который внезапно накрыло метелью.

Нужную ему дверь Пал Саныч открыл недрогнувшей рукой, как свою собственную, в прихожую ввалился с шумом, топоча ботинками и чертыхаясь. Быстро прошел в спальню, ничуть не опасаясь. Было темно и тихо, пахло сигаретным дымом — у Пал Саныча мелькнула было мысль, что Чу в последние три дня все ж мучился и нескончаемо курил прямо в комнате, — и тут внезапно зажегся свет, крохотный ночник у постели.

Глеб, все в том же красивом костюме, в котором делал предложение Ольге, в белой сорочке и шелковом галстуке, стоящем, наверное, дороже, чем все шмотье Пал Саныча, небрежно закинув ногу на ногу, сидел в кресле и курил, сощурив холодные серые глаза. Видно, что он ждал Пал Саныча совсем недавно; на тумбочке подле него, в пепельнице, не было ни единого окурка, только серый пепел с той самой сигареты, которую он курил. Вероятно, он сам прибыл раньше Пал Саныча всего на несколько минут.

«Во откуда запах дыма», — подумал Пал Саныч и присел от страха, когда Глеб, расправляя плечи, разминая руки, чуть двинулся в кресле.

— Так это ты, — в холодном голосе Глеба не было ни удивления, ни злости, словно Пал Саныч в грязных ботинках и в потасканной куртке посреди его спальни был обычным явлением. — Ну и гадина же ты.