Поцелуй на прощание (СИ)

Случайных гостей на этом суде не было – были лишь свидетели, и каждый, кроме Феличиано, торопился вспомнить как можно больше ужасных и кровавых подробностей о пережитом. Тот факт, что Северный Италия отказался свидетельствовать, был воспринят с недоумением, однако старший брат Феличиано с лихвой восполнил пробел, оставленный младшим. Когда была очередь Наташи говорить, она вышла к кафедре, едва заметно волнуясь, и старалась сохранить свой голос ровным, а смотрела только на чуть кивавшего ее словам Ваню. Торис говорил тихо и неразборчиво, Артур несколько раз переспрашивал его с легким раздражением. Зато полной противоположностью Литве оказался Польша – громкостью он превзошел даже Альфреда, едва не сломал микрофон на кафедре и порывался показать всем присутствующим свои синяки и шрамы. Но, как только Феликс начал расстегивать ремень с явным намерением снять штаны, Артур поспешил попросить его сесть на место. Теперь же все показания были выслушаны, все доказательства представлены, и решающее слово оставалось за судом.

— Подсудимые, встаньте.

Гилберт и Людвиг поднялись и спокойно воззрились на Англию. Каждый из них на протяжении всего процесса хранил ледяное спокойствие, на вопросы отвечал коротко и по делу, и можно было даже подумать, что братьев совершенно не волнует собственная судьба. Но, заметив в перерыве, как обнимает Пруссия своего младшего брата, ободряюще шепча что-то ему на ухо, Наташа поняла, что за их напускной холодностью скрывается бездна эмоций. И ей было очень интересно, было ли среди них раскаяние.

— Оглашается приговор, — объявил Артур, скользя взглядом по раскрытой папке в своих руках. – Людвиг Крауц, он же Германия, приговаривается к…

За спиной Наташи тихо всхлипывал скорчившийся на стуле Феличиано, и изредка слышался раздраженный голос его брата: «Ну что ты его жалеешь? А ну веди себя нормально!». Артур говорил долго – репарации, разделение на оккупационные зоны, демилитаризация… все это было пустыми словами для девушки, в памяти которой все еще бродил пережитый кошмар. Она гневно сжала губы и опустила голову, чтобы скрыть свое негодование. Была бы ее воля – она заставила бы Людвига пройти через то, что прошла она сама. Все остальное было несущественным.

— Гилберт Байльшмидт, — провозглашал тем временем Киркланд, — он же Пруссия, приговаривается к смертной казни через повешение…

Наташа рывком подняла голову. То же самое сделал и Торис. Пруссия стоял не шевелясь, лишь лицо его побледнело еще больше. Людвиг молчал, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Италия всхлипнул настолько пронзительно, что все в зале невольно вздрогнули.

— Позвольте опротестовать приговор, — вдруг разнесся над головами голос Вани. В руке Альфреда громко треснул карандаш.

— Вам есть что сказать, мистер Брагинский? – вежливо спросил Артур.

— Судя по рассказам свидетелей, — Россия грузно поднялся со стула и посмотрел на каждого из присутствующих, — я не нашел вину Байльшмидта настолько большой, чтобы наказывать его столь жестоко. Я прошу помиловать Гилберта Байльшмидта.

Наташе будто воткнули в сердце нож. Едва не задыхаясь от потрясения, она смотрела на брата и не верила, что все это говорит он. Он же видел, что они сделали с ней и с остальными, видел ее без сознания в госпитале, видел разрушения и могилы… и требует жизни для этого прусского ублюдка?

— Я не понимаю, — пробормотал Торис, вновь склоняя голову, — почему он…

— Я тоже, — отозвалась Наташа, сжимая руку друга. – Тихо.

Прокатившийся по залу шепоток стих. Россия посмотрел на Киркланда с легкой усмешкой.

— Я готов взять Байльшмидта под личную ответственность.

Тут пришла очередь Гилберта изумляться:

— Что? Что ты сказал, медведь хренов?

Взгляд ясных глаз России тут же обратился на него.

— Я готов забрать тебя под свою ответственность, — повторил Иван, — и взять тебя в свой дом.

Пруссия сморгнул растерянно, а спустя секунду оглушительно расхохотался, сверкая взглядом:

— А! Я понял! Думаешь, я стану твоей комнатной собачкой, потому что ты якобы спас мне жизнь? Стану, как эти, — рука его обвиняющее указала на сгрудившиеся у стены республики Советского Союза, — вылизывать тебе задницу и дрожать при твоем появлении? Не дождешься!

— Что?! – завопил Грузия, подскакивая со стула; тонкая, миниатюрная Азербайджан испуганно схватила его за рукав, а сидящий рядом Латвия едва не упал в обморок. – Как ты нас назвал, гнида? Я тэбе сэйчас покажу, кто тут сабачка!

— А валяй, — ухмыльнулся пруссак, закатывая рукава, — валяй, подеремся!

Артур вновь заколотил молотком:

— Сохраняйте тишину!

Грузию объединенными усилиями Азербайджан и Армении все-таки удалось усадить на место, и молчание вскоре было восстановлено. Пруссия ухмыльнулся еще шире и посмотрел на Артура язвительно.

— Господин судья, я настоятельно требую, чтобы меня повесили.

— Ваше мнение, подсудимый, никого не интересует, — отбрил Англия и повернулся к добродушно улыбающемуся России. – Ввиду ваших особых заслуг в деле общей победы, господин Брагинский… ваш протест принят. Суд меняет приговор.