Поцелуй на прощание (СИ)

Наташа и Торис переглянулись. В зеленых глазах Литвы Беларусь безошибочно прочитала свою собственную мысль: «И это чудовище будет жить с нами в одном доме?!». Россия улыбнулся еще шире.

— Благодарю, Киркланд.

— Чокнутый псих, — пробормотал Америка, вертя в руке обломки карандаша. Пруссия посмотрел на Брагинского с ненавистью и дерзко выпалил, будто плюнул:

— Не думай, что тебе удастся меня сломить, водочник.

— Я и не думаю, — безмятежно улыбнулся Россия. В этот момент сквозь пелену непонимания и злости Беларусь ощутила острую гордость за брата. Что ни говори, а в этой войне выиграл он. По всем фронтам. И какие цели бы он ни преследовал, решив приютить в своем доме Пруссию, пусть даже Наташе они казались непонятными, поступать так было его законным, выстраданным правом.

Из зала суда Наташа вышла вместе с Литвой, которого тут же окликнул затесавшийся рядом поляк:

— Торис, подвали на секунду, а?

— Я сейчас, — тихо, словно извиняясь, бормотнул литовец и, посмотрев на Наташу виновато, отошел вместе с Польшей в дальний угол. Беларусь коротко посмотрела, как между ними завязывается беседа, и принялась искать взглядом Ваню. Все же стоило задать брату несколько вопросов. Но России не было видно – видимо, он остался еще обсудить что-то со своими союзниками.

Мимо Наташи прошли Людвиг и Феличиано – заплаканный итальянец, повисший на локте Германии, столкнулся с девушкой взглядом и несмело улыбнулся ей сквозь слезы. Беларусь ответила легким кивком, и тут чья-то рука опустилась ей на плечо.

— А? – Беларусь обернулась, и тут же у нее отлегло от сердца. Перед ней стоял Канада. – А, Мэтью. Это ты. Я тебя не заметила.

— Я не обижаюсь, — мягко улыбнулся Канада. – Я привык, что меня нечасто замечают. Многие даже не помнят, как меня зовут. А ты помнишь. Как тебе суд?

— Лучше, чем я ожидала, — пожала плечами Наташа. – Но хуже, чем надеялась.

— Как думаешь, зачем твой брат спас Пруссию?

— Я как раз хотела у него об этом спросить. Они уже вышли?

— Еще обсуждают что-то, — безмятежно сказал Мэтью. – Но я рад, что все хорошо кончилось. Раны уже не болят?

— Нет. Все почти зажило.

— Хорошо, — сказал Канада и добавил вдруг несколько стестенно. – Как думаешь, мы еще увидимся?

— Не знаю. Мы же живем на разных концах мира, — усмехнулась Наташа. Вдруг Мэтью совершил странную вещь – взял ее ладонь в свои и доверительно сжал.

— Мы же союзники, верно? Если тебе вдруг понадобится моя помощь – позови. Я постараюсь.

От изумления девушка даже не подумала высвободить руку. Спросила только беспомощно:

— А как мне тебя найти?

— Через ваше посольство, — улыбнулся Мэтью, отпуская ее. – Ладно, мне пора. Пока.

— Пока… — ошеломленно пробормотала Наташа, глядя ему вслед. Все это казалось теперь не просто нелепым, но еще и щемящее опасным. И, несмотря на то, что в разговоре этом не было, на первый взгляд, ничего предосудительного, девушка поняла, что Ване она ничего о нем не расскажет.

К ней приблизился Литва. Глаза его были печальны, а улыбка – явно вымученной.

— Феликс очень плох, — сообщил он. – Иван предложил ему помощь. Не знаю уж, чем это кончится.

— Мне тоже только что предложили помощь, — про себя Наташа решила, что Литве-то рассказать можно, он ничего не сделает. – Канада. Знаешь его?

— Да. Я же видел его в госпитале. Что значит – «предложил помощь»?

— Ну вообще, — Наташа понизила голос, — сначала, еще в больнице, он хотел, чтобы я оста…

— О чем секретничаете?

При звуке этого голоса Торис тут же задрожал всем телом, да и сама Наташа мелко вздрогнула. Россия стоял за ее спиной, рядом с ним возвышался Гилберт. Руки Пруссии были скованы, а конец цепи терялся в сжатом кулаке Ивана.

— Ни о чем, — ответила Наташа и покосилась на Байльшмидта опасливо. – Слушай, а зачем ты его забрал?

— Помнишь, что я говорил, когда мы только собирались вместе? – спросил Ваня и тут же ответил сам себе. – Все страны станут едины с нами. Теперь я говорю, что это произойдет совсем скоро. А это – первый шаг.

— Да пошел ты, — процедил Гилберт сквозь зубы и скорее для проформы, нежели действительно желая вырваться, подергал цепь. – Все равно твоя бездарная коммунистическая идея никогда не…

Коротко развернувшись, Ваня двинул ему в челюсть – не сильно, скорее чтобы приструнить. Гилберт перенес удар стоически, ухмыльнулся, но все-таки замолк. Проходивший мимо Америка звонко расхохотался, глядя на эту сцену:

— Эй, Брагинский! Твои методы устарели! Запомни, что я тебе говорил! Атомная бомба-а!

Лицо Вани побледнело и исказилось, но глаза остались ясными, и во взгляде не прорезалось жестокости. Наташа, не понимавшая, о чем говорил Альфред, осторожно осведомилась:

— О чем это он?

— А, неважно, — махнул рукой Россия и улыбнулся сестре. – Очередная американская финтифлюшка. Ничего, меня они не испугают.

Говорил он так уверенно, что нельзя было ему не верить.

— Знаешь, Вань, — несмело пробормотала Беларусь, делая шаг ближе к брату, — может, кому-то и кажется, что твои идеи – бред, и ничего не получится… но я тебе верю. И верю, что ты поступаешь правильно. Я всегда буду на твоей стороне. Всегда.