Они стояли так, глядя друг другу в глаза, еще несколько секунд, а потом Россия свободной рукой обнял младшую сестру, притянул к себе и вдруг коснулся губами ее лба.
— Я в тебе и не сомневался, — шепнул он на ухо обмякающей в его объятиях девушке. – Спасибо.
Гилберт, как ни странно, не отпустил ядовитых комментариев, глядя на эту сцену, только смотрел молча, с горькой печалью в помутневших алых глазах.
— Эх, гуляй, Союз! – воскликнул Ваня, поднимая наполненную до краев стопку водки. – За Победу!
— За Победу! – дружным хором отозвались остальные и залпом осушили свои бокалы. Девушки – Украина, Беларусь и Азербайджан, — пили вино, парни в основном налегали на водку и уже основательно опьянели, и за Победу пили уже третий или седьмой раз. Впрочем, повод был того достоин.
Торис, сохранявший еще ясность мысли, завел старый патефон, и по просторной гостиной в новой московской квартире, полученной лично от самого Хозяина, разнеслись веселые аккорды. Республики тут же пустились в безудержный пляс, стихийно разбившись на пары. К Беларуси неожиданно подскочил совершенно пьяный Латвия и потянул ее за руку.
— Потанцуй со мной?
— Нет, — с вежливой улыбкой отказалась Наташа, отыскивая глазами Литву. Встретившись с девушкой взглядом, Торис просиял и, преодолев препятствия в виде танцующих, протянул ей руку.
— Пойдем танцевать?
— Пойдем! – залихватски мотнула головой Беларусь и сама увлекла литовца в центр гостиной. Музыка подхватила ее и закружила над полом, и тут же обрушилась девятым валом, поглотив с головой. Забывшись совершенно в радостном угаре, девушка кружилась в танце, который, к ее сожалению, оборвался так же внезапно, как и начался. Россия обратился к скромно стоящей у столе старшей сестре:
— Спой нам что-нибудь, Оль.
— Ой, нет, — засмеялась Украина со смущением. – Ты же знаешь, Вань, Наташка лучше поет.
— А действительно, — брат повернулся к младшей сестре. – Спой, Наташ.
— Я…
Девушка сама не знала, что с ней происходит. Казалось бы, спеть для любимого брата она была готова всегда, но в тот момент в горле будто встала невидимая преграда, мешающая словам выйти наружу. Голос предательски сел.
— Я…
— Ты не стесняйся, — Ваня подтолкнул обмирающую сестру к новенькому пианино. – Давай… давай нашу любимую.
— «Полюшко-поле»? – спросила Наташа обреченно, открывая крышку и садясь на узенькую табуретку. – Вань, я боюсь, у меня не получится…
— Что значит «не получится»? – засмеялся Россия. – Я очень люблю, как ты поешь.
— Я тоже хочу послушать, — несмело сказал Торис.
— Вот, видишь? Не только я хочу, чтобы ты спела. Давай, не стесняйся.
Как играть, если леденеют пальцы? Как петь, если горло сжимают невидимые тиски? Наташа вздохнула глубоко, пытаясь привести себя в чувство. Нельзя было списать это на опьянение – напротив, после вина такого ощущения не бывает. Причина этого сидела гораздо глубже, где-то на дне сердца, где боль войны оставила незаживающую, кровоточащую рану.
Все ждали. Тишина сгущалась.
— Наташа, — обеспокоенно спросил Ваня, наклоняясь ближе к сестре, — что-то не так?
Беларусь крепко зажмурилась. Ее будто швырнуло в ледяную воду, которая заливалась в легкие, зажимала, будто подушкой, нос и уши. Распирающая грудь боль требовала выхода, и на тот момент девушке представлялся единственно верным только один.
— Наташа…
Ваня тревожно заглянул Беларуси в лицо, и тут девушка, порывисто обвив руками шею брата, поцеловала его.
========== Глава 8 ==========
Сжавшийся в напряжении кулак Наташи задел одну из клавиш, и вырвавшаяся из пианино высокая нота замерла на миг под потолком и рухнула в тишину, будто подбитая птица. Казалось, все вокруг девушки заледенело, а сама она угодила в эпицентр бушующего пожара. Но ощущение это продолжалось лишь мгновение, а на смену ему пришел холодный, сосущий страх. Ваня не ответил на поцелуй, но и не отстранился – Беларуси показалось, что она поцеловала гранитную глыбу. Она отодвинулась сама и, заглянув в любимые фиолетовые глаза, с ужасом увидела, что их радужка стремительно темнеет и подергивается мутной пеленой. «Я ошиблась» — осознание свалилось на нее, как топор. – «Я ошиблась».
Наташа смотрела неотрывно в глаза брату, не смея вздохнуть, и отчаянно пыталась угадать, что последует следом. Поднимет он ее на смех? Ударит? Когда на Россию накатывали приступы безумия, от него можно было ожидать чего угодно, даже самого худшего. Неизвестно, сколько бы длилась эта жуткая тишина, если б ее не оборвал громкий треск закрывшейся двери в прихожей. Этот звук вывел девушку из оцепенения, она смогла повернуть голову и, пробежав взглядом по изумленным лицам празднующих, не досчиталась одного.
— Торис, — выдохнула она и в следующий миг поняла, что произнесла это имя одновременно с Ваней. Они вновь внимательно посмотрели друг на друга. Теперь во взгляде России читалось невысказанное подозрение, что только больше привело Беларусь в замешательство. Но брат не стал ничего говорить, выпрямился и стремительно вышел в коридор.