Поцелуй огня

А вот и тайна моего перемещения раскрылась, — скрипнула я зубами. Интересно, они только меня могут таскать туда-сюда без моего согласия, или теперь всех?

— Пока только тебя, — нагло отразили мою мысль тысячеголовые зарейны и ответили. — Но продолжу свою мысль. например, огненные или водные — специализированные и отражают только одну сторону Первозданного, одно свойство, одну силу и научились управлять этими отражениями. Конечно, тусклое зеркало отразит слабую силу, а чистое и праведное — ослепит как солнце. Это тоже искры дара. Но истинные Искры, истинный дар способен творить новую магию и новые миры. Или спасать уже сотворенные, вдыхать в них вторую жизнь. Но ты, попав сюда, не захотела.

— Лжешь! — тряхнула я цепями. — Я только и делала, что спасала чьи-то жизни, помогала!

— Этого мало. Мы знаем больше о тебе самой, фрейра, — напомнили зеркала. — Мы знаем, почему ты за семь лет сделала многое, чтобы помочь разным людям, но не сделала ничего, чтобы помочь всему миру. Ты не искала Колыбель. Потому что выполнить миссию означало вернуться в свой мир, в ту себя, которую ты оставила, в тот же миг, в который ты его покинула. А там... там у тебя уже не будет твоей силы, фрейра. Да и тебя самой... Смотри!

Я не хотела смотреть, честно. Но веки чужого тела, как и чуть ранее язык, перестали слушаться, а отвернуться внутри зеркальной сферы некуда: каждый ее сегмент, каждое стеклышко теперь отражало силуэт в окне другого мира. Я смотрела на него издалека, пока еще издалека, и отчаянно сопротивлялась, цеплялась за ускользающий иной мир, за тающий свет, плавно становившийся утром родного мира, за угасающее эхо звона цепей, неуловимо перетекающим в птичьи трели.

А потом девушка в окне открыла глаза, и в них отразилось ало-золотое рассветное солнце. И одновременно я увидела,что эти солнечные и немного сонные глаза слабым голубым сиянием отразились в оконном стекле, таком неожиданно близком, что голова закружилась, и мои руки с силой вцепились в подлокотники кресла.

Нет! Нет-нет! Мне нельзя возвращаться! Нельзя! — билась в висках кровь болезненными толчками. Я же ничего еще не сделала! Ничего, что обещала!

Я вспомнила всё. Всё, как и говорила моя проводница в другой мир.

“Я забираю твою память о тебе самой, но не о твоем мире. Его ты будешь помнить. Себя

— нет. Это помешает твоей миссии”.

И я согласилась. О, тогда я бы на что угодно согласилась!

Потому что я, Арина Александровна Орлова, уже несколько лет была прикована к постели

— перелом позвоночника после неудачного прыжка с речного берега. Купались всем классом в выпускную ночь, а не повезло только мне прыгнуть на подводную корягу.

И сломалась вся моя жизнь.

Год больниц, немецкие и израильские клиники, — родители не жалели денег. Умирающая надежда, бросивший меня парень, сочувствие, а потом равнодушие подруг, — им надоели мои истерики и слезы. Тоска в маминых глазах и почему-то вина — в папиных.

Оглушенная горем и отчаянием я даже не стала поступать в универ, хотя могла бы попробовать на заочный.

Я хотела умереть, но это означало бы предать любимых родителей, предать. свой дар.

Я рисовала, сколько себя помню.

Повезло, что после трагедии мне смогли восстановить хотя бы руки, и я сутками рисовала, на чем только можно. Моя комната была завалена лекарствами в перемешку с тюбиками красок, растворителями, баночками, блокнотами, картоном, всевозможными кистями...

Мне нравилось работать руками, чувствовать твердость грифеля, скрипящего по бумаге, мягкость кисти, скользящую по холсту. Я рвалась творить каждую свободную минуту, горела идеями, бредила образами. Меня раздражали ежедневные приходы медсестер с уколами и массажистки, бесила сиделка — они отвлекали!

Видя мою одержимость, родители радовались: я забыла о том, что калека. Наивные. Разве с этим можно смириться?

Разве можно забыть, как мой парень, не смея взглянуть прямо в глаза, говорил в сторону, поверх моей головы: “Ты, конечно, очень клёвая, Ариша. Красивая. была. Ты мне нравилась, честно. Но пойми, мне надо учиться, я поступил в МГУ, на журналиста. А журналистика, сама понимаешь, это не профессия, а образ жизни. Возиться с тобой у меня просто не будет времени. Да и детей надо планировать когда-то, а ты. Короче, прости. Я не твоя судьба, честно”.

Не моя судьба.

В какой-то миг пришло понимание, что всё, случившееся со мной за последние два года

— не моя судьба.

Чья-то чужая. Вцепилась в меня корягой на дне той реки и не отпускает. Топит. Каждый день.

И я стала рисовать свою другую судьбу. Солнечную. Огненную. Крылатую. Парящую над миром.

Огненный Круг, создающий Вселенную. Прекрасных юных женщин с сияющими очами, свивающих галактическую спираль, лепивших Звезду и Колыбель из света собственных сердец.

Мой мир. Мой собственный мир, где я больше не буду калекой, где меня никто не предаст!

И этот мир оживал в моих снах, и я уже не знала, где моя выдумка, а где — чужая реальность.