— Мариш, ну так нельзя, — тянула Анька. — Ну не, совсем нельзя. У тебя же сегодня выходной…
Она только что закончила экскурсию с очередной группой и теперь сидела на скамеечке возле замковой стены, болтая ногами и уплетая мороженое.
— Мой выходной. Как хочу, так и провожу, — сказала я спокойно, продолжая обрывать увядшие бутоны с розовых кустов.
Черенки прислали из Швейцарии год назад — в подарок музею. К подарку прилагалась фотография сорта, и у меня защемило сердце, когда я её увидела — розы на фото были так похожи на те самые швабенские розы, что обвивали замок Спящего красавца.
Я сама вызвалась рассадить черенки, и согласилась сделать это совершенно бесплатно, чему мадам Шпек была очень рада — не пришлось нанимать садовника.
Розы я высадила вдоль стен, и они прекрасно прижились, в первый же год превратившись в пышный вьющийся куст. Здесь же я высадила хмель, и ухаживала за садом с таким старанием, что получила от мадам Шпек устную благодарность.
Но мне не нужны были её благодарности. Я смотрела на розы, увитые хмелем, и вспоминала о встрече с Брайером фон Розеном. Пусть любовь не сбылась, но у меня остались воспоминания. А их-то никто не сможет отобрать.
— Я бы на твоём месте нашла занятие поинтереснее, — заявила Анька, доедая мороженое.
— А я бы на твоём месте не проводила несогласованные экскурсии, — не осталась я в долгу.
— Ой, Мариш, ну ты долго будешь меня за это пилить, — заныла подруга. — Кто же знал, что турики окажутся такими чоканутыми?
— Просто надо было делать свою работу, а не пытаться положить деньги в кармашек, — ответила я.
— Да ладно, старушка, — Анька не умела долго переживать по поводу того, что уже было сделано. — Ну, подумаешь, развалили они этот мост… Он и так бы скоро рухнул. Сам, без чужой помощи.
— Анька, Анька… — покачала я головой.
— З
Я предпочла ничего не услышать, продолжая собирать розы и одновременно подрезать ветки, формируя куст.
— Мариш, ну не считай меня за дуру, — привычно затянула Анька. — Мы же подруги? Подруги. Какие у тебя могут быть от меня секреты?
— Никаких секретов нет, — коротко ответила я, не желая продолжать разговор.
— А вот и есть, — обиделась она. — Я же вижу, Мариночка, что ты после того, как мост упал — совсем с катушек съехала.
— Спасибо, — съязвила я, но Анька сарказма не поняла.
— Ты и раньше была со странностями, а теперь совсем пугаешь, — продолжала она. — С портретом барона разговариваешь, зачем-то за лавку сувениров лазала. Ты что там искала? И замок обыскивала…
— Анюта, шла бы ты, — не выдержала я, — купила бы ещё мороженого.
— Зря ты так, — она поднялась со скамеечки и достала из новой сумочки «под Дольче и Габбана» банковскую карту. — Пойду ещё мороженого куплю. С тобой разговаривать — никаких нервов не хватит. Вот расскажу Шпекачке, что ты с портретом общаешься…
— И тогда меня отправят в психушку, — подхватила я, — а тебя через месяц выкинут из квартиры за неуплату, потому что перехватывать без отдачи будет уже не у кого.
— Шантажистка!.. — буркнула Анька и удалилась с видом оскорблённой принцессы.
Сумочка, кстати, была моим подарком. Взамен той, которую я (по официальной версии) потеряла во время погони за вандалами, устроившими на Рондебрюкке фотосессию.
Тогда меня посчитали за героиню, и госпожа Шпек даже выписала мне премию за бдительность. Анька понимала, что всё было не совсем так, как я рассказывала, но помалкивала, потому что рыльце было в пушку.
Первое время я надеялась, что мост отреставрируют, и я смогу снова попытаться попасть в Швабен времён Брайера фон Розена, но первый же конкурс на реставрацию был полностью провален — специалистов, которые могли бы восстановить уникальную работу из сланцевого камня, попросту не нашлось. Как не нашлось и подходящего материала. Выяснилось, что мост был построен из камня, аналогов которому нет во всей Европе, и не понятно, откуда материал для постройки был завезён.
Так я второй раз попрощалась с Брайером навсегда.
Моя жизнь потекла в прежнем ритме, и пусть я изменилась внешне — избавилась от очков и перестала носить мешковатые джинсы, но в душе осталась той же самой Мариной Крошкиной, которой больше нравилось общаться с призраками прошлого, разглядывая портреты пятисотлетней давности, чем общаться с живыми людьми. Хотя, нет, не так. Для меня портрет Брайера был живее всех живых, и я не согласилась бы обменять общение с ним на целую толпу своих современников.
Были моменты, когда я начинала сомневаться — произошла ли встреча с Брайером на самом деле или мне всё приснилось, почудилось, показалось… Но я проверила южную стену — и обнаружила там собачий лаз, тот самый, через который мы пробирались с малышом Сигибертусом. Забавно, что сначала я познакомилась с ним, когда он был столетним стариком, а потом узнала его мальчишкой… Ещё я обшарила все ниши на первом этаже и обнаружила в одной из них проржавелый до дыр баллончик из-под перцовки. Он закатился в щёлку между разъехавшимися каменными плитами.