Поцелуй Спящего красавца

— Да, — сказала я, догадываясь, что завтра об этом будет рассказано всем. — Да, я — фея. И любой, кто потревожит сон барона фон Розена, погибнет безвременной смертью. И ещё — он не убийца короля Этельреда, это сделал граф Мертен… то есть он ещё не граф… А, бесполезно, — я в отчаянии махнула рукой и замолчала.

Объяснить это десятилетнему мальчишке — значит, поставить под угрозу его собственную жизнь. Лучше ему ничего не знать, потому что он всё равно ничего не сможет сделать.

Луна клонилась к лесу всё ниже, а паж болтал, не умолкая:

— Если вам понадобится ещё помощь, то вы меня только позовите! — клялся он. — Только вспомните обо мне! Меня зовут Сигибертус. Это значит — приносящий удачу! Я обязательно принесу вам удачу!

— Да-да, обязательно, — ответила я, думая о своём.

Мне надо успеть проплыть под мостом туда и опять обратно. И как-то постараться попасть в нужный мне временной отрезок. А что если я опять промахнусь? Как же действуют эти ворота между мирами? Может, надо попросить Круглый мост доставить меня в определённый год?

— Какой сейчас год в Швабене? — спросила я Сигибертуса.

— Шесть тысяч семьсот пятый от сотворения мира, — бодро отрапортовал он.

Я и забыла, что тут вряд ли живут по нашему летоисчислению. Значит, надо подсчитать, какой был год…

Мы оказались на том самом пригорке, где Брайер сто лет тому вперёд получил стрелу в сердце, и тут я увидела, что мы с Сигибертусом не одни.

Там, где на волнах качалась моя лодка, стоял мужчина.

Высокий, худощавый, с копной тёмных волос, он грустно понурился и смотрел в озеро, подойдя к самой кромке. Услышав нас, он оглянулся — совсем молодой парень с бледным, болезненным лицом, прижимавший к груди какие-то бумажки. Я узнала его — в неверном свете луны, на сто лет назад, но узнала сразу.

— Тедерик, — сказала я, и он встрепенулся — испуганно и суетливо.

Я остановила пажа, схватив за плечо, потрепала по голове и сказала:

— Всё, малыш, теперь ты бежишь обратно и больше не совершаешь никаких безумств. Оставь колдунов и ведьм нам, феям. Лучше ни во что не вмешивайся. Понял?

— Понял, — проворчал он. — Но вы если что — имейте меня в виду. Я — Сигибертус. Мой отец ткач, он ткёт гобелены с предсказаниями. Я тоже стану ткачом, и сотку вам самое лучшее предсказание.

— Хорошо, хорошо, спасибо, — я развернула его и подтолкнула, чтобы убегал побыстрее, а сама пошла с пригорка, навстречу Тедерику.

Луна почти касалась макушек деревьев, и я начала отвязывать лодку.

— Отойди, — приказала я Тедрику, и он послушно отступил. — А теперь слушай, — я бросила верёвку в лодку и стала одной ногой на борт, удерживая ей у берега. — Ты — подлец и завистник. И ты не мир спасаешь от легкомыслия Брайера, а убиваешь его из зависти. Потому что у Брайера есть то, чего нет у тебя, у Мертена и Симиллы…

Он отшатнулся, как будто я его ударила, но не убежал, а продолжал стоять, глядя на меня больными, жалобными глазами. Только никой взгляд побитой собаки не мог меня сейчас разжалобить.

— Брайер никогда не пойдёт на подлость, — продолжала я, — а вы — считавшиеся его лучшими друзьями, пошли на всё, чтобы расправиться с ним. Вы завидуете его счастливой особенности влюблять в себя раз и навечно. Но он не может любить вас всех, он любит только… — тут я встряхнула головой, потому что рассказывать о нашей с Брайером любви этому человеку совсем не хотелось. — Даже если он любит только себя, — твёрдо сказала я, — виноват не он, а вы. Легкомыслие и эгоизм — это не основание для убийства. А завистников всегда настигает кара. Всё в мире закольцовано, дорогой Тедерик. И вас всех накажет жизнь. А Брайер… он справится. И вы будете скрипеть зубами от зависти, глядя, как у него всё получается.

Не дожидаясь ответа, я прыгнула в лодку, перебралась в хвост и завела мотор. Теперь главное — не смотреть в воду.

Лодка летела по воде, как стрела, а я всё подгоняла и подгоняла её, посматривая на небо. Успею или нет? Должна успеть!

Мост промелькнул надо мной, как призрачная тень, и я тут же начала разворачивать лодку, чтобы плыть обратно.

— Фотографирую! Раз, два, три! — раздался крик на французском, а потом я увидела, как на Круглом мосту десять человек одновременно сделали стойку на руках.

Туристы! Везде пролезут, как мыши!

— Уходите оттуда! — заорала я так, что сорвала голос, и принялась бешено махать руками.

Моё появление на лодке произвело впечатление — туристы быстро приняли нормальное положение, встав на ноги, и так же быстро принялись улепётывать, но я-то видела, что происходит нечто страшное…

Лодка летела прямиком в берег, и лишь в последний момент я успела вывернуть её и заглушить мотор. А потом с ужасом смотрела, как исторический памятник — Рондебрюкке, что на озере Форгензе — рушится прямо на глазах. Рассыпается по камешкам, превращаясь из Круглого моста в два каменных язычка, которые сиротливо поднимаются с противоположных берегов.

Теперь портала между мирами не существовало. И теперь я не могла вернуться к Брайеру, и не могла спасти его.

Теперь мы были разлучены навсегда.

Эпилог