— Ты скоро свои мешковатые штаны потеряешь, — сказал Брайер, словно не замечая моей злости. — Так будет легче и не жарко.
— Ага, — ответила я сварливо, — топать по дорогам с голыми ногами — спасибо, но не согласна.
— Чулки, — на этот раз колдун достал настоящие чулки — из красной мягкой шерстяной нити, с черными стрелками от пятки до самого верха.
— Кроссовки — не отдам, — отрезала я. — И отвернись!
Он опять отвернулся, а я стащила джинсы, натянула чулки и надела кружевные штанишки.
Дурацкая, неудобная одежда… Как можно было носить такое хламьё столько лет?.. Бедные женщины…
Про себя я ворчала, но не могла не признать, что переодеться в чистое было очень приятно. Тем более, чулки облегали ногу, как влитые, и всё остальное было мне по размеру.
— Повернусь? — спросил Брайер, и, получив разрешение, оглянулся. — Ну вот, совсем другое дело! — обрадовался он. — Теперь чепчик… вот так… завяжи ленты красивым бантом… А теперь — зеркало нам!
Перед нами появилось зеркало в темной овальной раме, и из него на нас глянули две девицы в ярких платьях и фартучках с кокетливыми оборками.
— Мы — милашечки! — только что не приплясывал Брайер. — Теперь нас никто не узнает! Собираем вещи и пошли.
— Теперь-то куда? — перепугалась я. — А отдохнуть перед дорогой? А… горячий завтрак?..
«Милашка» передо мной задумчиво затеребила ленты чепчика, глядя на меня… как-то странно. Я никогда раньше не видела у колдуна такого взгляда — насмешливого и грустного одновременно, и сожалеющего, и ласкового… Да, ласкового.
— Прости, Крошка, — сказал Брайер, протянул руку и перебросил локон с моего плеча на спину. — Я должен был раньше о тебе позаботиться.
— Ч-чего? — запинаясь пробормотала я.
— Принцессе ведь не полагается спать на сеновале и мыться в речке, — он погладил меня по щеке и отвернулся, шумно вздохнув, а потом заговорил обычным тоном — беззаботным, легкомысленным, будто в этой жизни не происходило ничего печального или страшного: — Сегодня мы остановимся в самой лучшей гостинице, где принцессе можно будем вымыться и поесть на фарфоровых тарелках. И сладости. Конечно же, закажем сладости.
Я оторопело наблюдала, как Спящий красавец собирает наш дорожный мешок, безжалостно запихивая туда мою и свою одежду. Фонарик, книгу и Анькину сумочку он положил в корзинку, которую наколдовал тут же, и бережно прикрыл вышитым наколдованным полотенцем.
— Идём, Маринетта, — позвал колдун, и я не сразу догадалась, что он зовёт меня.
Маринетта… Даже я сама позабыла, что у меня такое длинное имя. Маринетта Виктория Шарлен Хопфен… Длинное и нелепое…
— Идём, идём, — поторопил меня Брайер. — Нам надо улизнуть отсюда тихо, как мышки.
— Подол одёрни, — напомнила я, указывая на его платье. — Панталоны у тебя не дамские. Провалишь легенду.
— Твоя правда, — он привёл платье в порядок, молодцевато закинул мешок с нашими вещами себе на плечо, мне передал корзину с тем, что осталось от фей (простите, речь не об останках, конечно же), осторожно, стараясь не слишком шуметь, отодвинул засов и открыл дверь.
Мы вышли по коридору и стали спускаться по лестнице. Но если Брайер мечтал убраться из гостиницы тихо, то его мечты не сбылись. В общем зале сидели какие-то пьянчужки и бренчали то ли на лютне, то ли на гитаре, уныло и вразнобой распевая песню про красотку Лотту.
Один из певцов поднял голову и очень некстати заметил нас.
— Клянусь плющом Мерлина! — воскликнул он. — Какие красавицы! Откуда вы явились, барышни? Не иначе — с небес, как звёздочки!
Вот и смылись. Я собиралась вежливо, но твёрдо отказаться, но колдун меня опередил.
— Нет, не с неба. Всего лишь со второго этажа, мальчики, — ответил он фальцетом и захихикал.
Я только поморщилась — как фальшиво у него это вышло.
Но постояльцам понравилось, и они снялись из-за стола и поплыли в нашу сторону нестройным косяком.
— Не желаете горлышко промочить? — галантно спросил тот, что лучше всех держался на ногах. — Есть отличное пивко, знаете ли.
— Нет, благодарствуйте, — Спящий красавец подхватил меня под руку и попытался обойти мужчин. — Мы с подружкой очень торопимся!
— Но пару минут вы можете уделить одиноким мужчинам, истосковавшимся без женской любви и ласки… — затянул ещё более унылое пение ценитель звёздочек и преградил нам дорогу. — Вот если вы, барышня, согласитесь, — и он сделал попытку взять меня за руку. — Ваши ясные глазки, крошка, будят во мне…
Ещё один с крошками. Как специально подкалывают.
— Вообще-то, мы торопимся, дядя, — сказал колдун совсем не фальцетом. — Дай-ка нам с подружкой пройти.
— А что это ты за красоточку говоришь, каланча? — возмутился третий постоялец. — Или ты нас не уважаешь?!.
— Да как можно отпустить таких нежных пташек? — искренне изумился тот, что стоял нам поперёк дороги. — Не-ет, отказ не принимается! — и он снова попытался схватить меня.
— Грабли подобрал, — посоветовал ему колдун и ударил его по руке.
— Она ещё и дерётся, — мужчина мрачно шмыгнул носом, потирая ушибленную руку. — Терпеть не могу стервозных баб.