Инстинкт подталкивал Милу подойти ближе. Ей не нравилось стоять в отдалении, особенно когда Себ смотрел на нее вот так — разочарованно. Но почему?
— Эка невидаль, — попыталась беспечно пожать плечами Мила. — Я просто не хотела, чтобы Айви узнала о нас.
Она подошла к нему, положив почту на стол. Потом схватила миску с глазурью и стала зачем-то помешивать жидкость.
— Почему нет?
— А зачем говорить? — парировала Мила.
Себ скрестил руки на груди.
— Я и не знал, что был твоим маленьким грязным секретом.
Перестав помешивать глазурь, она перехватила его взгляд.
— Звучит резковато.
— Похоже, ты не слишком обрадовалась, когда тебя заметили со мной.
— Что ж, — съязвила Мила, — я и не знала, что ты рассказал о нас всем. Как же отреагировали твои родители, когда ты признался, что спишь со мной?
Повисла долгая пауза.
— Я не сказал им, — наконец произнес он.
— То-то и оно! — воскликнула Мила. — Так почему тебя так волнует, что я не сказала своим сестрам?
— Потому что, если бы мои родители застали нас за флиртом или поцелуем, я ни за что не сбежал бы от тебя.
— А в этой гипотетической ситуации, — все еще оборонялась Мила, — что именно ты сказал бы родителям?
— Не знаю, — ответил Себ. — Я решил бы это в тот самый момент.
Мила покачала головой:
— Нет. Ты не можешь обидеться, морально возвыситься надо мной — и выйти сухим из воды. Скажи мне — я хочу знать, как бы ты ответил. Как бы определил нас.
— Это — только наше дело, — отрезал Себ. — Мы не должны объяснять суть наших отношений кому бы то ни было.
Мила закатила глаза.
— Я изо всех сил пытаюсь понять, чем же отличаются наши точки зрения.
Себ с досадой взъерошил волосы.
— Понимаю, мои аргументы не блещут логикой, — вздохнул он. — Все, что я знаю: мне действительно не понравилось, что ты хотела скрыть происходящее между нами от Айви.
Миле это тоже не нравилось, но иного выбора не было. Разве что…
— Определи, кто мы, — тихо сказала она.
— Что, прости?
Мила поставила миску с глазурью на стол. И подошла к Себу еще ближе.
— Если хочешь, чтобы я сказала Айви, Эйприл и всем вокруг, тогда объясни, что сказать, — осторожно улыбнулась она.
— Я-то думал, ты не хотела никому говорить? — уточнил Себ. — Разве не об этом мы спорим?
Он был прав, но Мила почему-то хотела сдвинуться с мертвой точки. Он сказал, что не хочет скрывать происходящее между ними. В глубине души Мила тоже этого не хотела.
— Определи, кто же мы, — повторила она.
Себ неловко переминался с ноги на ногу, но привычно не выдавал своих сомнений.
— Я думал, ты довольна этими нашими… — Он помедлил. — Нами.
«Нашими отношениями». Вот, что он не мог произнести. И это беспокоило Милу.
— Я думала, что довольна. Думала, что мы одинаково смотрим на ситуацию. А оказалось, нет.
Себ сунул руки в карманы джинсов.
— Мы не можем просто забыть то, что произошло за последние двадцать минут?
— Нет.
Повисло тягостное молчание. Себ неотрывно смотрел на Милу, словно пытаясь прочитать ее мысли. А она была окончательно сбита с толку.
— Я действительно хочу забыть, что случилось несколько минут назад, Мила, — наконец сказал Себ. — То, что происходит между нами… это лучшее, что у меня было… сколько я себя помню.
— У меня тоже, — призналась Мила, разжимая пальцы, которые успела нервно сцепить. — Знаешь, — вдруг сказала она, — нам не стоило видеться каждый день.
— Ты о чем?
Мила опустила взгляд на свои коричневые сандалии и накрашенные ярко-красным лаком ногти.
— Я не думала, что до этого дойдет.
— Я тоже не думал, что до этого дойдет, — поддакнул Себ. Но не пояснил, что имеет в виду.
— Мне нужна ясность, Себ. Мне нужно знать, что между нами.
Мила понимала, что совершает ошибку, но уже не могла остановиться. Все это время она твердила Себу и себе, что не хочет лгать и притворяться. Но разве не этим она и занималась? Изображая, что держит дистанцию? Защищается?
Она подняла глаза, встречая его взгляд. Ожидая.
— Кто мы, Себ?
— У нас все хорошо, — грубовато бросил он. — Все правильно. Все кажется прекрасным, когда я — с тобой.
— И? — подтолкнула к ответу Мила. Эти красивые слова ничего не значили.
Себ пристально смотрел на нее.
— Только так. Это все, что я могу предложить.
Ничего не изменилось.
Две недели смеха и уроков гончарного дела, ужинов и романтических пробуждений в постели… все это не имело никакого значения. Они все так же двигались в никуда…
Мила и раньше знала это. Но теперь осознавала, что хочет большего.
Теперь у нее был выбор. Разумный — уйти, сохранив контроль над своими чувствами и не допустив боли. И бессмысленный — остаться, цепляясь за пустые надежды. Себ отказался бы от нее — точно так же, как отказались Бен и ее отец.
Но было уже слишком поздно. Потому что от одной мысли, что она больше не увидит Себа, ее сердце нестерпимо заныло.
Она не находила в себе сил уйти.
И ненавидела это.
— Мила?
Она хладнокровно взяла миску глазури и снова уселась на табуретку. Потом подняла взгляд на Себа и улыбнулась. Совершенно искренне — даже после всего произошедшего один только взгляд на Себа заставлял ее сердце петь.
— Мы можем вернуться к глазированию твоего горшка?