Поцелуй у ног богини

– Погуляй со мной, покури со мной, – просила Мария. Ей так хотелось побыть с ним наедине хоть где-нибудь. В дальней комнате в пелене дыма Азиф грохотал с гостями голосами, Гоувинд стучал железной посудой на кухне. На полную громкость было включено радио. По квартирке разливались песни о любви, которая повторяется с каждым перерождением.

– Ты хочешь погулять? – И он надевал на белую майку рубашку.

Они шли в пёстрые улочки, освещённые светом из окон и открытых дверей. Улочки жужжали и были переполнены даже перед наступлением ночи. Амир никогда не брал её за руку, как принято в её стране. Мария всегда брела немного позади, смотрела на затылок Амира в чёрных волосках, его красивые руки и чуть сутулую спину.

Потом она начинала вертеть головой, разглядывать лабиринты Версовы, к которым ещё не привыкла. Ей улыбались женщины в нарядных сари, толкующие у крылечек. Мальчишки неслись босиком под синим, густо намешанным небом. Мария любила этот мир, как странного некрасивого новорождённого ребёнка.

– Давно, в Асансоле, я был у астролога. Он сказал мне, что я буду жить у океана с женщиной цвета зимней луны, и вот я здесь с тобой, – рассказал Амир.

Мария не верила в такое.

– Всё это – шарлатанство, случайная догадка, мы сами пришли к этой встрече. Сами постарались и сделали, – Мария пыталась подобрать слова. Если бы ей поведали, как через много дней она будет, дрожа от боли, ждать очереди у каморки астролога, она бы не поверила.

Случалось, их звали в шатёр для праздников. Жителям Версовы было любопытно: «Кто эта девушка, похожая на духа?» В шатре их угощали сладостями и смехом.

Иной раз они встречали уличных музыкантов в длинных тонких пальто – ачханах с позолоченными пуговицами. Музыканты тоже приглашали их послушать гимны. Они следовали за ними узкими ходами и оказывались на свадебной процессии. Зажатые в туннеле квартала, люди танцевали, расплёскивая радость. Они уносились в пляске дальше коридорами улиц. Шествие завершал напряжённый жених со строгими родителями. На женихе был малахитовый жилет, расшитый узором изогнутых капель. Запястья его матери тяжелели от золота, а отец ступал в европейском пиджаке и бабочке.

Далеко за полночь блуждал по Версове стук свадебного барабана. Дома они занимались любовью под этот блуждающий барабанный бой, стараясь почти не дышать, двигаться медленно, достигая совершенства в искусстве беззвучной любви. Амир закрывал Марии рот ладонью.

Держите меня, друзья

Я на пороге, а ни ключей нет,

Ни замка.

МОХАН РАН, «ЗА ДВЕРЬЮ СУЩЕСТВУЕТ ЖИЗНЬ»

Амир был воспитан в сдержанности, которая входила в кровь народа со времён мусульманских завоеваний и чопорных колонизаторов. Исламская культура Империи Моголов, христианские правила англичан, португальская инквизиция медленно за века выточили свободные представления о любви и поведении, которыми с праздничной лёгкостью жила античная Индия. Так волна точит и полирует прибрежные скалы.

Тело Амира научилось быть спокойным, а ум смиренным. Марии порой казалось, он скован неким тайным заговором молчания. Мария не знала правил, ей часто и внезапно хотелось дурачиться. Ей было смешно от сдержанности Амира, его безмолвного согласия с любыми условиями. В одно утро, когда их соседи ушли в лавочку за кофе и папайей на завтрак, она стала щекотать его и трясти. Амир не понял, он строго спросил:

– Что ты делаешь?

Мария засмеялась:

– Просто играю.

От слова «игра» он раззадорился. Они понеслись по комнатам, по единственной кровати, ловили друг друга в сети простыней с драконами. Потом боролись на полу, будто мальчишки на перемене. Они задыхались от смеха, забывая печали, как привыкли забывать их в танцах и поединках их народы.

– Самало моджико о мэри яро, самбална мучикол хо гаяа, держите меня, друзья, я не могу удержаться, – переливалась по радио звонкая песня из кинофильма семидесятых[22].

Они так разыгрались, что оказались на балконе, и сцепились там, как щенки. Мария укусила Амира в руку, он стал тащить её в квартиру. Она схватилась за косяки в дверном проёме, она хохотала, но не слабела от хохота. С крыши в метре от Дворца Ашриты на них ошарашенно смотрели пожилые женщины в белых одеяниях вдов. В коридоре улицы рабочие, сельские мигранты в пыльных саронгах[23], замерли с тачками. Они уставились на балкон, лица их потеряли всякое выражение.

Потом Амир пошёл на репетицию, внезапно, как в европейском кино, крепко поцеловал Марию в раскрытой двери. Он понравился сам себе в этой смелой сцене.