Голые детёныши с чёрными верёвочками на поясах побежали с пляжа в домики. На краю деревни журчал телевизор, попивая ворованное электричество из перемотанного изолентой проводка. В конце улочки Мария увидела фигурку Аби, дочки Джаянти, и тень бородатого рыбака. Она теперь поняла, что это его девочка. Она тоже вернулась с берега, где собирала жестянки, а потом играла засохшими цветами выброшенных гирлянд в семью.
Мария вышла к ней, обняла плечи, раскрытые в болтающемся платье, которое было ей велико. В памяти Марии разорвалось воспоминание о просторной постели, белье с запахом стирального порошка, детях, которые приходили возиться в ароматный хлопковый рай и засыпали в нём, пинаясь по ней и друг другу во сне.
– Пойдём спать, маленькая, – сказала Мария девочке, та послушно, как дрессированный щенок, пошла. Рыбак стоял неподвижно, потом растворился в темноте.
Мария подняла девочку на верхние нары, укрыла простынкой.
– Поспи, маленькая, поспи, – ласково говорила Мария. Девочка дрожала от страха и почему-то старалась улыбаться.
Удары не утихали, но в них убавилась ярость. Словно уставший боксёр под конец тренировки Саураб монотонно выполнял упражнения.
– Я ненавижу тебя, – сказала она Амиру впервые. Он не понял, потому что сказала она это на своём языке и потом перешла на плохой английский: – Надо идти в полицию. Она же умрёт. Вы все сидите, как будто не знаете эту женщину. Я сама пойду в участок.
– О чём ты говоришь? Твоя виза просрочена, тебя оштрафуют или посадят в тюрьму, я не знаю, – он говорил очень тихо, спокойно и печально.
– Господи, да он убьёт её сейчас, – так же тихо ответила Мария. Слова потеряли всякий смысл, они струились и исчезали как дыхание. Амир встал и пошёл за стенку. В каждой лачуге соседи слушали, как Амир сказал:
– Дядя. Доброй ночи. Простите. Пойдёмте, посидим на берегу, у меня есть биди[27]
. Пойдёмте, надо отдохнуть, отвлечься.Саураб устал. Он последовал за Амиром, и когда их силуэты слились с ночью, из всех лачуг выскочили женщины. Шесть женщин втеснились в хижину Саураба, а другие остались у двери, как сгустки тьмы. По шиферным стенам бегали слабые лучи фонариков на батарейках. Люди увидели, что лицо Джаянти стало сплошным отёком, её открытый мягкий живот и спина превратились в фиолетовые и синие карты страшной местности. Лучики заметались по стенам. Женщины принялись укладывать Джаянти на подстилку на возвышении из досок.
– Мы должны отнести её в госпиталь, – сказала Мария.
– Нам не нужны проблемы, – зашипели женщины коли. – Без того в любую минуту нагрянут экскаваторы, чтобы снести здесь всё.
– Но ей надо в больницу, – сказала Мария, и голос прозвучал изломанно.
Женщины коли недобро усмехнулись:
– Кто же зовёт кошку, чтобы уладить спор двух птиц?
– Пока о нас не помнят, мы не напоминаем.
– Никакой беды в этом нет, обычная склока между мужем и женой.
– Если придёт полиция, всему конец, я только сумела устроить сына в школу.
– Она поправится, мы напишем её брату.
– У голосов бедных нет эха.
– Кроме торговли рыбой, мы не имеем дел в городе.
Джаянти была перекошена. Смотрел только один глаз, белый-белый с красноватым зрачком. Она глянула им на Марию. Рот её был кривым, этим искривлённым ртом она произнесла булькающие хриплые звуки:
– Зачем ты ему сказала?
Муссон
Шёл снег, на каждой веточке выстроились хрупкие башни инея. Мария подняла голову, и снег стал опускаться на лицо. Каждая снежинка – с кулак. Я блуждал с ней в её сне и одновременно во множестве других снов, чье волшебство разбивается вдребезги от слабого движения век – лягушачьей кожи в тоненьких прожилках.
Мокрые снежинки потекли по шее. Где-то рядом был её дом с молочными стенами и подъездом, выложенным чистой плиткой. Но снег залепил лицо – не разглядеть, не найти знакомую многоэтажку. Поэтому она с трудом распахнула глаза и увидела, как через трещину на её лицо летит дождь. Он рождается почти у самой крыши лачуги в разбухшем свирепом небе.
Мария поднялась. Их жилище пересекли две толстые землеройки с длинными мордами и шмыгнули в проём между досками. Подземные города затопило, его обитатели пришли в селение людей.
Радость покинула деревушку с тех пор, как Джаянти и её дочку забрала семья брата в такую же рыбацкую деревню в районе Бандра. Жизнь перестала быть временным развлечением белой девчонки-скаута. Улочка оказалась грудой шифера между свалкой и грязным заливом, в который бился дождь. Вода ползла по клочку суши, обращая её в месиво.