Поцелуй у ног богини

Сами сикхи следуют священной книге своего Гуру и знают, что Бога не ограничить нацией или частью мира. Кто угодно может разделить трапезу со служителями – гранти, не заплатив ни рупии, любой будет принят в храме с теплотой, ведь Бог живёт в каждом и везде.

Для Марии обеды в храме были праздником, она одевалась в чистое, с радостью шла к мраморным стенам цвета слоновой кости. Перед широкими ступенями из светлого камня находился резервуар с прозрачной водой. Внутрь через окна заходил спокойный дневной свет, падал на пол, застеленный мягким молочным полотном. Полотно было воздушным, как облако, что просочилось в храм. Вместо алтаря лежала грандиозных размеров книга, страницы её были шире их лачуги.

В святые дни кормили в храме на расстеленных в облаке дорожках шёлка. Сотни людей приходили на обеды в годовщину смерти гуру Арджана, замученного по доносу в тюрьме; в день признания гуру Грантх Сахиба вечным и последним; в день освобождения шестого гуру Харгобинда из каземата форта Гвалиор и в другие праздники, посвящённые учителям и мудрецам. Звенела посуда, ложки стучали громко, перебивая уличный шум.

В будни приходили только Мария и Амир. Вместе с гранти они ели на полу в кухне на задворках. Молодой служитель в тюрбане, который сикхи не снимают с головы, раздавал овощи и рис, сладкие шарики ладду по железным тарелкам. Это были лучшие моменты суток.

– В нашей стране никто не останется голодным, – говорил с гордостью Амир, поднимая вверх руку с очередной невидимой чашей.

Сытые и благодарные, они уходили в улицу.

Лавины моторикш неслись по Колони-роуд. Мария вспоминала, как в день их знакомства Амир закричал непонятное ей тогда: «Ото!», останавливая жёлтую кабинку на колёсах. Они поехали среди пёстрого кружева Колабы, не касаясь друг друга, но ощущая вспышки молний. Сейчас они брели пешком в пене наводнения и смога, через каскады звуков. Над Колони-роуд строилась эстакада метро, всё вокруг было разворочено. Люди, закутанные в полиэтилен, ехали на мотоциклах. С дороги Марию и Амира обдало серой водой.

– Отойди чуть, – сказал он ей ласково, снял и отдал свой свитер.

Они брели, надеясь только на одно: город грёз даст им хоть крошечную, но хорошую весточку.

«Кастико»

Жилец лачуги в ожидании

Аэростата в пенхаус.

АРУНДХАТИ СУБРАМАНИАМ, «Я ЖИВУ НА ДОРОГЕ»

В моих недрах гуляет столько хороших новостей. Они качают от района Бандра до района Ворли, которые вот-вот соединит грандиозный мост, побеждающий стихию океана. Они летят, как крылатые муравьи, от острова Старухи, припаянного к Колабе, через мусульманский Махим и дальше на Андери. Новости передаются из уст в уста, влетают в одно ухо и вылетают из другого. Обрастают слухами, как ржавые лодки на морском дне покрываются моллюсками. Разве мне жаль этих новостей? С рассветом родятся и отрастят крылья новые.

Каждый вечер, перед тем как отправиться в трущобы, Амир заходил в «Кастико» через потайную калитку в заборе на Колони-роуд.

В пространство Колони-роуд едва умещаются люди, телеги, рикши и машины, от шума недолго опьянеть. Но откройте калитку и окажетесь в густой тропической тишине. Там будут одноэтажные домики и павильоны из полупрозрачного пластика. В похожих павильонах в холодных странах растят овощи, а в «Кастико» играют пьесы и читают поэзию. Шуршат деревья по брезенту, натянутому между крышами. Расставлены пластмассовые столы.

Артисты, музыканты и поэты приходят сюда обсудить сплетни, выпить чаю и, вдруг повезёт, найти работу. Иногда среди посетителей оказываются удачливые продюсеры и режиссёры. В надежде встретить их некоторые целый день сидят в «Кастико», пьют одну воду, потому что на большее нет денег.

Амир зашёл во внутреннее кафе, огляделся – знакомых не было. На пластиковой стене «Театрального сарая» чуть трепетали от океанского ветра, несущего ночной дождь, известные ему наизусть объявления. Всё те же, что и неделю назад, плакаты о спектаклях, танцах для девочек, курсах карате, конкурсе стихов, фестивале народного танца лавани.

Что-то новое было среди них, свежая деталь, в которую сначала он не всмотрелся, по привычке не ожидая ничего интересного от этой стены. Небольшой прямоугольник глянцевой бумаги, элегантный, как колониальная мебель в антикварной лавке Филиппса на Форт-роуд.

Он перечитал английские слова шестнадцать раз и быстрым шагом пошёл через чёрные аллеи, через пустырь домой к Марии. Там в узкой щели, отгороженной от мира бутафорским шифером, Амир рассказал ей новость. Он старался сохранять спокойствие и держать дыхание. Мария ахнула, прижала руку туда, где находится душа. Сразу принялась доставать и осматривать рубашки Амира. В блёклом свете ворованного электричества она разложила их на кровати и стала думать, ломая пальцы: фиолетовая рубашка мятая, красную нужно ещё раз простирать, а вот другая клетчатая, бело-зелёная, подойдёт. Поднесла рубашку к носу, сказала: