Поцелуй у ног богини

Мария с быстротой молнии собрала веточки, растопила плиту. Пока закипала вода, натянула платье, белое кружевное в тонких бордовых цветах. Почувствовала, что платье пропахло трущобой. Она приготовила чай, постелила картонку, посадила бабушку у входа, подождала, когда её глаза начнут блуждать, наблюдая другие пространства, а потом побежала через пустырь в переулки Версовы.

Незаметным зверьком она пересекла улицы, перепутанные вокруг Дворца Ашриты, нырнула под сетку на террасу, мимо двери хозяина влетела наверх. Азиф ждал на лестнице, скрестив руки.

– Я уже хотел идти за тобой, времени мало. Так и знал, что ты где-то застрянешь, поэтому я купил тебе лак и купил духи. Мойся, ногти накрась. Платье давай сюда, я выглажу, иначе опоздаешь.

Душевая комната, которая когда-то казалась ужасно тесной и старой, теперь была прекрасна. Пыльное окошечко, розовый унитаз, раковина для карликов выглядели сказочной роскошью. Она наслаждалась чуть тёплыми струями, которые хлестали из ржавого душа. Даже такие простые радости были потеряны за месяцы любви, чистой, кристаллической и беспощадной, как отборный наркотик.

Она посушила полотенцем свои длинные волосы, надела белое платье и на мгновение показалась себе мертвецом, которого обмыли для похорон.

– Подведи глаза карандашом, – сказал Азиф. – Мы не должны опозориться, это большой человек.

Он обрызгал её сверху туалетной водой. Раньше Мария не любила такой сладковатый яблочный запах, но сейчас он остро напомнил прошлое. Захотелось грызть этот запах, обхватить как живое существо и рыдать.

– Улыбайся, иначе ничего не выйдет. Тебе нужно понравиться ему, – сказал Азиф.

«Си Палас отель»

В женском вагоне бомбейского местного

Мы спаяны, утробы, судьбы,Микробы, ткани.

АРУХАНДАТИ СУБРИМАНИАМ, «АНДЕРИ ЛОКАЛ»

В женском вагоне местного поезда Мария поехала на Колабу, где когда-то вспыхнула сверхновая звезда её чувства.

«Мы оба слишком мечтательные, слишком верим в романтику, в чудеса, – думала она в вагоне, – поэтому ничего не получается. Хотя бы кто-то один должен быть практичным». Она вышла под гулкие своды станции «Виктория Терминус», подхваченная толпой, прошла мимо колониальных кружев, покрытых горячей пылью, прошла набережную, не чувствуя саму себя.

Внутри всё дрожало, пока она поднималась на крышу «Си Палас отеля», в открытое кафе «Марина». Но как только увидела улыбку помощника, лёгкий взмах его руки, волнение прошло. Его лицо было ей знакомо, хотя, вероятно, она и путала его с другими, похожими для неё смуглыми лицами.

Помощник оказался приятным парнем. Он встал, приветствуя её, отодвинул для неё стул, налил вина. Он излучал здоровье, довольство своего великолепного мира. В ней внезапно зажглась радость, осознание огромной прекрасной жизни, которая течёт вокруг, заполняет в ней тёмные провалы. Слишком долго смотрела она на людей подножия, на чумазых ребятишек и резких торговок коли.

Мария с наслаждением окунулась в тёплые волны раннего вечера. Жара ещё не спадала, но с океана тянуло бризом. Она с удовольствием ела, слушала, как помощник рассказывает о своей работе. Хоть и не понимала многого, но участливо и безотрывно смотрела в его близко посаженные глаза. Иногда ей удавалось добавить что-то по-английски, внезапно вспомнить любимые книги, кино, и она наслаждалась этим тоже. Так давно никто не говорил с ней ни о чём подобном. Хотя Марии было сложно составлять слова в предложения, разговор получался естественным, как будто они и правда любовники.

Из кафе «Марина» и потом из номера этажом ниже было видно, как отплывают прогулочные корабли в сторону острова Элефанта. Всё пространство было заполнено коричневой водой в солнечной позолоте и разноцветными кораблями. В номере они выпили ещё вина.

– Снимите это, – сказал помощник на её кружевное платье. Она сняла и скорей скинула бельё, вспомнив, какое оно заношенное и не подходящее к платью, к номеру, к помощнику. Они легли, и он лёг на неё. Он постоянно разговаривал на английском, спрашивал: «Nice? Lovely?[40]». Она отвечала: «Yes[41]», кончиками пальцев касалась его спины, но ничего особенного не чувствовала. Просто понимала, что она в комнате с помощником, имя которого слишком трудное, чтоб запомнить, а за окном качаются пёстрые корабли. Он говорил, когда хотел изменить позу, говорил, закончив, что нужно начать снова. Его улыбка казалась детской из-за пухлых губ.

Когда-то она осталась с незнакомцем в безмолвной и влажной гоанской ночи, чтобы заглушить боль по Амиру. Теперь она тоже надеялась забыть его, сжечь его в своей голове. Но, как и в тот раз, Амир не забывался, присутствовал здесь вполне явный. Он стоял и грустно смотрел на большую белую кровать. Убрать его из номера было невозможно.