Поцелуй у ног богини

Помощник наконец насытился, подал ей одежду, они сели курить в кресла у окна. Кораблики всё качались, праздничные в золотой воде, солнечные потоки текли в комнату, заливали разворошенную кровать, чистую и свежую даже после всего. Марии стало так приятно, так радостно от этого тепла и света, что она, не думая, сказала:

– Как же мы хорошо провели время! Я была бы рада встретиться ещё!

– О, не волнуйтесь, – ответил помощник, – я сделаю всё лучшее для вашего мужа. Не стоит беспокоиться, I will try my best[42].

Он собирался позвонить в службу такси, но Мария сказала, что пройдётся. Она не знала, кто будет платить, и решила не рисковать с деньгами.

Она ушла немного пьяной, но уже на станции всё прошло. Начался час пик – «офисное время», и только с пятой попытки ей удалось втиснуться в женский вагон до Андери. Её придавило к тёмно-коричневым телам в синтетических сари. Запах пота, шампуня, крови, духов, зелени с рынка смешался в раскалённом вагоне. Поезд повёз этот суп, закачал его над крышами, мимо тысяч оконных дыр, похожих на маленькие бездны.

Марии было очевидно, что каждая из этих женщин знает, что случилось в «Си Палас отеле», знает во всех подробностях. Возможно, им противно ехать с ней рядом, скверно и любопытно. Они чувствуют вино в её дыхании, для них она падший человек.

Всё знают эти женщины и мужчины, что свисают бахромой в дверях соседних вагонов, знает вся планета, и, конечно же, Амир тоже, и ничего с этим поделать уже нельзя.

Возвращение к подножию

Прохожие искренне принимают её за другую:

Жена должна быть любовницей вины, женщиной ночи.

МИНА КАНДАСАМИ, «ШЕСТЬ ЧАСОВ ЦЕЛОМУДРИЯ»

Ей долго не хотелось идти в шиферное убежище, продолжать жить никчёмной жизнью. «Сегодня я была практичной», – думала Мария, пока человеческий поток волочил её от станции. Иногда поток едва сочился вдоль тротуара, заставленного телегами с овощами, рубашками, кокосами. Торговцы ловко отсекали верхушку плодов с помощью мачете и давали людям пить кокосовое молоко. Из закусочных тёк жирный дым. Голоса людей и сигналы рикш сливались в единое рокотание. Грузовик, полный куриц, проехал совсем рядом, обдавая запахом прелого сена и помёта. Женщина плеснула на тротуар мутную воду. В маленьком храме у самой дороги брамин раздавал благословения.

«Я могла бы полюбить какого-нибудь помощника или даже директора, он бы мог полюбить меня», – размышляла Мария, уходя в тупик своей судьбы.

В ноздри неизбежно врезался знакомый запах, слышный с залива Малед-крик. Ей хотелось теперь, чтоб алкоголь окончательно выветрился, прошла чёрная муть в голове и в душе.

Дверь лачуги болталась на петлях под слабым ветерком. Бабуля лежала на пелёнке на полу. Кусочек сухой плоти в розовом сари. Амир ставил воду на растопленную плиту.

– Где ты была, Мария? Даади упала. Пожалуйста, хоть немного следи за ней.

Мария сделала вид, что обеспокоена бабулей, а сама присматривалась к Амиру – как он изменится сейчас, когда в «Си Палас отеле» случилось такое. Но ничего не изменилось. Судя по всему, пришёл он недавно, ещё и рубашку не снял. «Он не должен знать, он должен верить. Верить в свой талант до конца», – вспыхнули её мысли.

– Я устала, Амир, я просто погуляла чуть-чуть в парке, пока он открыт, – она заговорила, ощущая, как стены лачуги сжимают яблочный запах её духов и кедровый аромат одеколона помощника.

– Чем-то странным пахнет, приятным, – сказал Амир, улыбаясь своей блуждающей космической улыбкой.

– Я еще зашла в «Кристалл Молл», сбрызнулась духами, – спокойно ответила Мария. Она решила, что это и есть правда. Конечно, она только что была в парке, где сторож поливал газоны, а заодно полил ей ноги из шланга. Было так славно. Потом пошла в новый торговый центр, бродила там между полок с красивыми флаконами.

– Даади упала, лежит. Сегодня так жарко, я тоже очень устал. Отдохну и буду очень-очень глубоко думать над Баджи-рао.

Бабуля так и не пошевелилась в тот вечер. Мария приготовила чай и легла спать. Она чувствовала, что выполнила бесконечно важную и трудную работу.

Ягоды личи

Цвет чая в точности такой:

Между песком пустыни твоей кожи,Оттенком финиковой пальмы у него.Почти что цвет возможного ребёнка.

МИНА КАНДАСАМИ, «БУРЯ В ЧАЙНОЙ ЧАШКЕ»

На некоторые части моего тела нет удовольствия смотреть. Взять государственный госпиталь, где даже воздух гниёт от страданий, от ожогов и ран. Взять крематорий, где пепел мешается со скорбью, грязью и отвратительным запахом горящих костей. Другое дело – цветочный рынок, где из пирамидок жёлтых ноготков сплетают гирлянды, или чайные, где жарят в масле бенгальские самосы; магазины фруктовых соков, где на ваших глазах выжимают в стакан мясистую мякоть; чистенькие арендованные квартирки, в которых живут одни свободные молодые женщины.