– Переночуйте у нас, – говорят женщины. – Где же вы их найдёте в таком большом Бомбее? Только ноги собьёте и измотаетесь.
– Не буду я спать в таком кошмаре! Поеду в гостиницу, а завтра уберусь обратно в Бенгалию! Что за времена? Родная мать не знает, где её сын!
Пара нищих
Мария боялась, что их обнаружат из-за неё. Кожа её стала коричневой и сухой, но волосы выгорели на солнце и были почти белые. Она закрывала лицо платком и дышала в ткань, чувствуя своё дыхание. Она уже не отличалась от людей нашей земли. Встречные вскользь думали о них с Амиром, что вот идёт пара нищих мусульман.
Междугородний автобус привёз их в городок Мапуса. Дальше нужно было ехать местными. Автостанция примыкала к старинному рынку, где на жаре тлело козлиное мясо. Женщины кололи лёд для рыбы, а она билась в медных тазах, разбрызгивая воду в бурую землю. Горели костры мусора. Белое католическое кладбище и португальский храм печально смотрели со склонов горы Алтиньо.
Им было безразлично, какой выбрать маршрут, лишь бы затеряться за полосою джунглей. Они сели в первый же автобус, потому что он остановился ближе других. Потерянная судьба продолжала вести куда глаза глядят.
Долго набирал автобус пассажиров, его корпус раскалялся, в окна орали торговцы. Потом рванул. В буйной зелени замелькали разноцветные храмики и нарядные домишки. Они вышли на последней остановке в безмолвной деревне. Шелестели пальмы, кричали птицы. Тихие виллы прятались в густых зарослях. Мария и Амир дошли до конца посёлка.
Было просторно и дико. Над широководной рекой Чапорой взмывали вверх белые цапли. Река вливалась в океан, на песчаных берегах росли гости севера – сосны с длинными иглами. Морской ветер принёс их семена из далёкой страны, и они проросли здесь, вытягивая иглы, как тонкие пальцы, к солнцу.
Накатила усталость. Мария и Амир нашли место в недостроенном доме между бетонных перекрытий и бамбуковых палок, которыми удерживались лестницы и этажи. Постелили на бетон свои покрывала, надеясь, что их никто не выгонит отсюда. Они проспали до следующего дня, не замечая москитов и ночной свежести от реки. Просыпаясь ненадолго, каждый хотел снова уснуть, чтобы не думать.
Если б можно было спрятаться во сне от печали, планета погрузилась бы в летаргический сон. Утро всё равно пришло и заставило жить. Амир попросил у Марии двести рупий от продажи кольца. Она вытащила из лифчика мокрые от пота деньги, отсчитала. Мария опасалась, что он начнёт пить. Но Амир пошёл в посёлок и купил детский альбом, бумаги, цветные мелки.
Рисунки
Амир стал рисовать портреты туристов, что бездельничают у океана. Он ездил к заброшенным португальским фортам, в которых время проело тонкие норы. Белые матросы сбрасывали отсюда мёртвых, и волны несли их к сказочным дворцам, вселяя ужас. Всё ещё метались в башнях крики казнённых. Их потомки прохаживались по древним стенам, ловили быстрое солнце в объективы. Они, счастливые, виделись Амиру жителями другой вселенной, которую он потерял.
Он предлагал свою живопись на прибрежных рынках, где нежный бриз шуршит разноцветными одеждами и надувными игрушками. Он рисовал на поворотах к пляжам, где больше всего ходило народу.
Чаще он ездил к царственному Дудхсагару, что срывается с вершины скал в каменную чашу. В незапамятные времена одна красавица сидела у ручья с кувшином. Собираясь искупаться, она сняла одежду. Вдруг из зарослей вышел юноша. Девушка растерялась, вспыхнула стыдом и вылила на своё смуглое тело белое молоко. Тут же превратилась она в водопад.
То молоко бушует на скалах, рассеивая брызги далеко вокруг, и поезд, идущий виадуком над бурлящей пеной, кажется игрушкой в руках бога.
В сырости водопада и гор, ручьёв, клокочущих в джунглях, Амир рисовал виды на глазах у публики, продавал своё нехитрое искусство путешественникам. Вскоре от практики у него закрепился некий стиль: точно небрежный ветер врывается на картину и чуть размывает аккуратные детали. Чудилось, что рисунок сейчас сорвётся с листа бумаги и растворится в небытие.
Его унижали постоянно, от него отмахивались сотни раз, бывало, грубо кричали. В такие минуты он вспоминал себя и Марию у бомбейских Ворот Индии. Тогда они гуляли, нарядные, под защитой завтрашнего дня. К ним подошёл фотограф, пытаясь продать свою работу, умирающую в эру фотоаппаратов. Амир отмахнулся от него и сказал, что фотографии никому не нужны.