Поцелуй у ног богини

Она свернулась на матрасе, обняла себя и опять поплыла в зыбкий сон. Теперь она увидела бога Ганеши, жадно и шумно пьющего молоко. Он пил ртом, а не хоботом, облизывал губы, чмокал и улыбался белыми зубами, как ребёнок.

В это время поезд, который вёз Мумтаз, пересёк переезд. Вагон был полон, она сидела на лавке среди других женщин. На верхних полках корчилось по два-три мужчины, они вытягивали ноги на соседние места. На боковых полках тоже сидели люди, клонясь в проход. Люди спали на своих же коленях, на мешках. Некоторые привязали между полок гамаки и качались в них, как в колыбелях.

Ночной ветер метался по вагону, разгоняя человеческое дыхание. Где-то шептались, засмеялась девушка, но смех оборвался и стих, как отрезанный. Горел свет, множество маленьких вентиляторов крутились на потолке. Мумтаз то проваливалась в некрепкий муторный сон, то распахивала глаза, проверяла сумки в ногах и ощупывала под дупаттой рупии, зашитые в лифчик.

В коротких её снах то Амир женился на ослице, то её дочек сватали духи бамбуковой рощи, то муж Али уплывал один на лодке по Дамодару, то отец говорил: «Не забудь вуаль, не забудь». Каждый раз сон обрывался, вокруг оказывались лица незнакомцев, трясся и громыхал вагон.

На одном переезде, мимо которого проходил поезд, горели фонари. Мумтаз увидела машины и автобусы, которые ждали, пропуская их вагоны. В воздухе колебалось нечто тревожное электрическое. Это длилось мгновение, потом снова началась тьма влажных джунглей.

Мария задремала на досках нар, ожидая Амира. Ей снились её малыши, как они рождаются сразу же один за другим в красивой комнате. Выскальзывают из неё, как мальки в потоках бурой крови, начинают булькать весёлым смехом. Лопаются невидимые пузырьки. Они появляются и появляются, гораздо больше, чем их было на самом деле. Кровь течёт и течёт, но силы не заканчиваются, она спокойна и весела от этих смешных кругленьких скользких малышей. Приходит Амир и тихо зовёт: «Мария, Мария». Он раздражает её. Почему нужно идти сейчас, когда из неё льется столько крови, а младенчики такие беззащитные? Нужно вставать, ей приходится взять огромную простыню, проложить её между ног, чтобы удержать кровь. Простыня мгновенно становится мокрой. Мария просыпается, она видит силуэт Амира в двери лачуги, она сразу понимает, что случилось.

Эй, дядя!

А чёрная дыра, которая

От горя твоего возниклаИ разрасталась по вселенной,Была такой глубокой, чтоКазалось, она не зарастёт.

ТИШАНИ ДОШИ, «ИСКУССТВО ПОТЕРЬ»

Чёрной стремительной птицей горе Марии облетело мир. Оно пронзило африканскую душную ночь, вспыхнуло сигнальной кометой над Атлантикой, на мгновение затмило огни Сан-Франциско, пронеслось над Москвой, Токио, Нанкином и с размаху врезалось ей в грудь.

– Беда затопила наш дом, как крысиную нору. Теперь мы не люди больше, ведь у нас нет надежды. Мы крысы, и мы должны грызть, бежать, спасаться. Мы должны выживать и плодить себе подобных в тесноте наших нор.

Как проворная крыса с длинной косой вместо хвоста Мария двигалась в ворованном тусклом свете. Её лапки с тёмными коготками сворачивали и прятали припасы в сумку. Амир плакал на земляном полу. Каждый старался быть тихим, чтоб не разбудить, не растревожить соседей. Соседи, как и все вокруг, стали охотниками. В любой миг в лачугу могли ворваться, оглушить прутом с железным наконечником и бросить их в мешок с ловкостью опытных крысоловов.

Мария закрыла дверь как можно тише, но дверь всё равно скрипнула, и звук сожрала влажная тьма. Амир плакал, его нужно было бы сложить в корзину, куда она засунула одежду, и нести, но он совсем ничего не понимал. Мария повела его, как пьяного, вдоль мангровых зарослей. Она боялась, что собственные силуэты выдадут их.

Повсюду были расставлены силки, сети, ловушки. Они прокрались в ходы переулков и побежали почти на четырёх лапах в угольных тенях домов.

На большой улице Ньюлинк-роуд Мария затолкала Амира в щель между домами вместе с корзиной и сумкой. Она сняла с его слабых пальцев кольцо с изумрудом. Побежала по опустевшей дороге, по которой изредка с рёвом проносились одинокие машины или проскальзывали ото. Из клубов и баров было слышно музыку – негромко, чтобы горожане не проснулись. Заведения для клерков из среднего класса встречали гостей. Своими глазками, которые кружились на её лице и не мигали, своим носиком Мария почуяла наиболее солидное и сытое существо, бросилась к нему и на чистейшем хинди пропищала:

– Аре чача эк ангудии кхаридэн! Панна апке ли бхааги лаейга![46]

Страх перед невероятным зверьком опоясал живот клерка. Чтобы избавиться от ужаса, давя брезгливость, клерк купил кольцо в четверть его цены. Он сморщился от мерзости этих лапок. Через несколько часов он напился и сошёл с ума, уронил кольцо в раскрытую канализацию.