Потусторонний батальон. Том 2. Война за дружбу

Я ухмыльнулся и поправил чёлку Александры. Амулет, висевший всё это время на силиконовом шнуре, сполз на покрытую застеленной простыней полку. Он тихонько тикал в такт сердцу, словно отмеряя жизни. Вот только тикал он не так, как обычно. К редкому тик-тик, добавлялось ещё одно, частое и едва слышное, тик-тик-тик-тик.

Я замер, а потом осторожно положил руку на живот. Мои экстрасенсорные чувства потихоньку стали вычленять из тусклой сонной ауры Шурочки ещё одну – пока ещё серую, словно у тех же лягушат, но уже начинающую приобретать человеческие черты.

– Вот оказия какая, – раздался сзади насмешливый голос деда Семёна. – Ужо месяц. Вы возвращение с Тика шибко бурно праздновали.

Я неспешно обернулся на домового, который сидел на краю стола, свесив ноги и поглаживая ладонью усы и бороду, и несколько минут пристально глядел на старого охальника, а потом улыбнулся и процедил:

– Глаз с неё не спускай, иначе развею.

– Дурень ты, Егорушка. Я ж домовой. Чем я могу навредить ей? Она ж моя дальняя-дальняя пра-праправнучка.

Дед ещё раз ухмыльнулся, наблюдая за мной с довольным прищуром. А я перевёл взгляд на угол с отопителем и фильтровентиляционной установкой, расположенный в правом углу кунга, сверху. Там ползала и шуршала всякая гадость, которую собирал Мягкая Тьма. Я настолько привык к этим сущностям за всё время, что даже перестал их воспринимать иначе как элемент интерьера.

– Перевести систему в режим максимальной защиты. Перевести контроль питания на объект Александра Белкина.

Фантом-охотница встрепенулась.

– Режим питания какой? – тихо прошипела она.

– Для беременных, – тихо выговорил я, а потом встал и вышел из кунга, стараясь не шуметь тяжёлыми ботиками о пол прицепа.

На металлической площадке, положенной поверх дышла, долго вглядывался в шумящий лес, безразличный к нашим радостям и горестям. Лес жил здесь задолго до человека и намеревался пережить человечество, неспешно дожидаясь возвращения прав на планету себе. Но и пусть будет безразличным. Это мои радости.

– Я приставлю Долгую Лапу и Белого Голоса, – раздался рядом клокочущий нечеловеческий голос, заставивший меня скосить глаза.

Рядом с лестницей, легонько водя острыми мохнатыми ушами и глядя на меня карими глазами, стоял Первый Клык. Волкудлак был совершенно серьёзен, как и положено вожаку волчьей стаи.

– Ты тоже знал? – негромко спросил я, не отводя взора от серого хищника.

– Беременные пахнут иначе. Ты не поймёшь. Ты не должен отвлекаться. Поэтому я приставлю лучших. Её жизнь в твоих руках. Не делай ошибок.

– Ты со мной?

– Да, – по-человечески кивнул Клык. – Ты ведь тоже поможешь мне с волчатами после войны.

– Ты думаешь, она закончится? Ведь мы до сих пор ничего не знаем о целях врага.

– Всё заканчивается. Война тоже, – ответил волк, – я слышал, как этот Денис говорил со своими старшими. Враг не использует ничего из своего, только заимствует наше. Наше оружие, наш облик, нашу манеру воевать.

– Драконы и орки – это наше? – усмехнулся я.

– Да, – продолжил волк, – ты привык видеть отличия. Я вижу схожести. Драконы – наши. Орки – наши. Псы – наши. Я даже скажу, где видел это. В играх Стажёра. Враг примеряет на себя маски. Выбирает, какая лучше. Но это маски наших идей.

– Синие пули тоже? – снова улыбнулся я, задумываясь над словами волка и выискивая брешь в его логике.

– Синие пули тоже. Денис говорил, что ты преследовал Мясника, убившего разработчика этих пуль. А зная, что они берут души, то пули тоже достались им.

В памяти всплыла трехэтажка, выбитые окна, и чёрная тварь, держащая за волосы немолодого мужчину. Крик человека, которого Мясник водил горлом по обломкам оконного стекла, торчащим из рамы. Крик, сменившийся предсмертным стоном и смешанный с влажным чавканьем человеческой плоти.

– Тебе бы шпионом работать, – пробурчал.

– Просто слух чуткий, – понизил голос Первый Клык. – Те пули сделаны по подобию твоего клинка, но их не доделали. Что-то мешает.

– Тоже Денис говорил?

Волк молча кивнул.

– Зато враг на ура использует, – продолжил я.

– Та пуля не смогла убить тебя. Белый Голос до сих пор хромает. Его перелом не заживает. Не хочет. Она лишила его того внутреннего колдовства, что лечит нас, сделала простым смертным.

– На мне бронежилет был.

– Была ещё одна пуля. Она попала в руку, но оставила лишь синяк, ты в горячке боя не заметил. Клинок и пули родня. Клинок не даёт пулям тебя убить. Я думал, показалось, но сейчас думаю, нет.

– Он прав, – раздался сзади протяжный шипящий голос, заставивший меня вздрогнуть.

– Твою мать, – тихо выматерился я, – уже и забыл про тебя. Ты когда спишь, тебя невозможно ощутить.

Из двери кунга неспешно выползал древний Полоз, шипя, как проколотая покрышка от грузовика, шевеля длинным чёрным языком и свивая толстые кольца, по которым пробегали фиолетовые искры колдовства.