Летом 1919-го года Татьяна Фёдоровна уехала в Москву, чтобы устроить дела. И в ее отсутствие случилась трагедия. В воскресенье 23-го июня 1919 г. киевская школьная учительница взяла группу детей, среди которых были и Скрябины, на пикник на Днепре. Когда подошло время возвратиться, Юлиана не могли найти. Он стеснялся быть в компании других детей в купальных костюмах и отошел от них. Учительница решила вернуться и, оставив детей дома, отправилась на поиски Юлиана на острове на середине реки. Но Шестов сразу сказал «Юлиан погиб», как будто он мистически узнал, что надежды нет. Я присоединился к поискам, и мы взяли с собой двух опытных матросов. Скоро нашли бедного Юлиана – он утонул в маленькой бухточке, где вода неожиданно стала глубокой. Была печальная панихида еще до возвращения Татьяны Фёдоровны – говорил композитор Глиер, директор киевской консерватории и учитель Юлиана. Юлиан унаследовал талант своего отца. Ему было всего одиннадцать лет, когда он погиб, но он уже сочинял фортепианные пьесы в стиле последних произведений Скрябина, с удивительно изящной гармонией. Эти пьесы сохранились и были напечатаны в России в 1960 г.”[212]
.Варвара писала в Москву подруге Надежде Бутовой:
Август 1919
Киев
…Я не писала Вам довольно давно – и сегодня смогу написать только несколько слов на этом нелепом листке – остатке от программ, какие я правила для одного детского вечера. Так издалека я говорю от великой душевной и телесной усталости. Девять дней почти без сна жила в напряжении всех сил. Девять дней у нас сегодня как утонул Юлиан – сын Т.Ф. Скрябиной – ее гордость (мальчик был, несомненно, гениален и в музыке, и науках)… – хотя вины никакой не было. Всякий на его [месте] пустил бы мальчика <нрзб> с такой надежной охраной, под какой он находился в тот день…
Часа два тому назад я пришла с Аскольдовой могилы, где спит его прах – но спутник: – ангел Божий. Не о нем, Юлиане, ему хотелось – моли Бога о нас[213]
.Варвара как могла поддерживала вернувшуюся в Киев Скрябину, с которой успела очень подружиться. С потери талантливого юного композитора и любимого сына начинается болезнь Т. Скрябиной, которая сведет ее в могилу.
К осени стало ясно, что из города надо бежать. “После оккупации Киева белыми 31.08.1919 года были организованы страшные еврейские погромы, – писал Слонимский, – несравненно более зверские, чем когда бы то ни было до революции. Страницы «Киевской Мысли» были заняты траурными объявлениями с именами целых семей, с детьми, зверски убитых в их собственных квартирах”[214]
.Поезд. Разлука навсегда
Итак, Киев стал невозможен для жизни с его переворотами, опасностью погромов, отсутствием нормального пропитания. Варвара Григорьевна писала в дневнике:
Киев. 19 год. Осень. Толки о том, что зимой не будет ни водопровода, ни топлива, не будет электричества. “Спасайся, кто может”. Семьи, с которыми я была душевно и жизненно связана, покинули Киев: Тарасовы уехали в Крым (Алла ожидала ребенка). Скрябины – в Новочеркасск[215]
.14 (27) сентября 1919 года Лев Шестов сообщал сестрам Фане и Соне из Киева в Париж: “Скрябины пять дней тому назад уехали в Новочеркасск. Как-то они доедут! Дорога ужасная!”[216]
В годы Гражданской войны Новочеркасск стал одним из центров белого движения и местом укрытия для всех, кто не хотел смириться с захватом власти большевиками. Казаки под руководством атамана Каледина предпочли сохранять нейтралитет, обособившись от советской власти созданием независимой области войска Донского с центром в Новочеркасске.
Варвара оказалась в одном поезде с Шестовым. Он с семьей ехал в Крым, чтобы в Ялте воссоединиться со всеми Шварцманами и покинуть Россию. А путь Варвары лежал в Москву. Там были ее друзья: Надежда Бутова, семья Добровых; в Воронеже – ее старенькая мать и младший брат. Михаил Владимирович продолжал настойчиво звать Варвару Григорьевну в Сергиево.
Она вспоминала: