Потусторонним вход воспрещён

— Давай поговорим. Я хочу поговорить.

— У меня есть племянник, — не поднимая головы, отозвался Витольд. — Я рассказывал, помнишь? Если хочешь, я вас познакомлю поближе.

Медина почувствовала, как в груди разгорается пожар. Как алеет, кровоточа, свежая рана. Есть слова-ножи. Есть слова-яд и слова-пули, вонзающиеся в тело похлеще любых свинца и стали.

— Считаешь, я… что я могу… Вот так… — Воздух застрял в горле. Медина задохнулась. — Да пошел ты! — Она схватила крупный треугольный осколок, замахнулась им, но затряслась, разжала пальцы. Стекло выпало и раздробилось на несколько частей.

— Бедная моя девочка… — Великорецкий хотел обнять ее, но Медина вырвалась. Вскочила и бросилась прочь из комнаты. Жалость Великорецкого отравленными иглами вонзалась ей в спину.

— К Гавани сходит кто-то другой. Я передам задание.

Но стремительно вылетевшая из «Грифоньего дома» Медина его уже не слышала.

Come feed the rain

Cos I’m thirsty for your love.

Dancing underneath the skies of lust

Yeah feed the rain

Cos without your love my life

Ain’t nothing but this carnival of rust. [74]

Стирая горячую влагу с лица и зло сморкаясь в скомканный бумажный платок у себя в съемной квартире, пока колонка рыдала на кухне аккордами очередной слезливой — и такой своевременной сейчас — попсы, она и не думала, что все может быть хуже. Что будет хуже.

А потом случился прорыв Исконной Тьмы возле Гавани, куда отправились Ярослав и Пашка Давыдовы, и поползли слухи: мол, протеже Великорецкого спихнула неугодную миссию на других и, как всегда, не прогадала.

Закрывшись у себя в комнате, Медина рычала и швыряла вещи, разбила о стену злополучную музыкальную колонку, а после долго лежала на полу, прижавшись спиной к стене и содрогаясь от рыданий.

Очнулась ближе к ночи — опухшая, продрогшая и опустошенная. И обнаружила в сжатой до боли руке мобильник. Она хотела позвонить Ярославу. «Выразить соболезнования». Какое мерзкое, формальное словосочетание.

Набирала номер и раз за разом зависала пальцем над кнопкой вызова, не решаясь. Не представляя, что услышит на том конце условного провода: брань, крик, молчание?

«Это была не я… Я не хотела. Разве бы я смогла? У меня ведь тоже… брат…»

Она так и не позвонила. Ни в тот день, ни после.

И готова была лучше провалиться сквозь землю в царство Духов, нежели столкнуться с Ярославом лицом к лицу.

Медина выпрямилась. Попятилась, по инерции трусливо отступая от разлома подальше.

Позвать на помощь? Но это значило признать страх. Признать слабость. Признать невозможность быть частью Института. А слабой Медина больше не хотела быть. Никогда.

Как и тогда, в клубе, трещина выступала из-под фундамента и тянулась вверх по стене, кривой ломаной линией уходя в сторону.

Медина свернула за угол.

Перед глазами предстала крошечная площадка заднего двора, скованная двумя стенами соседних корпусов, — как водится, замусоренная, помеченная осколками цивилизации и ее представителей — все эти стайки пустых бутылок и сигаретные бычки, растоптанные плевки жвачки и этикетки от съестного, надписи разного характера и содержания на стенах. В качестве завалинки — куча сложенных друг на друга пластиковых ящиков. Но самое интересное пряталось за ними…

Трещина обрывалась на середине стены, где белел прямоугольник в человеческий рост. Когда-то тут располагался проход, пока по неизвестной причине его не заделали кирпичами, не затерли и не сравняли штукатуркой. На том и порешили, оставив белесый «портал» своеобразным памятником пустому холсту.

Над «холстом» горела зеленая плашка «Запасной выход».

Выход… А для кого-то, может, и вход.

Медина коснулась спрятанной в рукаве кнопки переговорного устройства и выругалась — батарея разрядилась.

— Арчи! — громко позвала она. — Володя! Сюда!

Они подоспели быстро и практически бесшумно.

Без лишних слов Медина махнула рукой на заложенный дверной проем. Артур понял. С готовностью встряхнул пальцами, приблизился к стене. Глаза его едва различимо отливали чистым светлым серебром, как у всякого медиума во время работы.

Володя подошел сзади, тронул Медину за плечо:

— Лёня не дозвонился до тебя. Он сказал — отбой. Решение Великорецкого. Я ответил, что мы сворачиваемся.

— Здесь я решаю, — огрызнулась Медина, но вяло. Все ее внимание приковал сотворенный Потусторонними морок.

У всякой иллюзии есть изъян. У любой системы возможен фатальный сбой. Именно его — незаметный никому, кроме медиумов, шов с реальностью — сейчас как раз искал Арчи.

Он перестал водить руками возле стены, кивнул — готово. Медина кивнула в ответ — давай.

Казалось, ничего не произошло. Ни вам таинственного щелчка, как у шкатулки с секретом, ни мерцания волшебной пыльцы, ни радужного сияния. Смена кадров уместилась в одно моргание.

Вместо криво замазанного бетоном проема теперь виднелась покосившаяся железная дверь. Без замка.

Жутко самонадеянно…