Потусторонним вход воспрещён

— Почти как Эсхил и Геродот, — невпопад отозвался Вася, гладя толстый изогнутый хвост скульптуры.

Я не стала уточнять, при чем тут древнегреческие деятели культуры. Настроение внезапно поднялось. Меня обуяла озорная, игривая волна радости. Так случается, когда солнце проглядывает сквозь непрерывное полотно туч и озаряет дома чистым, как родник, сиянием.

Маленькая знакомая деталь в чужом городе сейчас была таким же светлым лучиком.

Дождавшись, пока две туристки сделают фото, я взбежала в центр деревянного моста и, повинуясь внезапному порыву, остановилась, раскинула руки и зажмурилась, подставляя лицо ветру. Щеки закололо холодом, а в душе, наоборот, будто разлилась чашка приятно-теплого, не обжигающего чая.

Может, у нас есть шанс подружиться? Город ведь не виноват. Не он украл у меня сестру. Не из-за него мы переехали, а из-за папиной работы…

На секунду показалось, я чувствую парящую настойчивую силу, будто меня обуял своевольный питерский ветер. Но иллюзия полета растаяла так же внезапно, как появилась.

Открыв глаза, я обнаружила, что Вася стоит рядом, несколько смущенно сунув руки в карманы куртки:

— Ну как?

— Ничего, — сказала я и покачала головой. — Пошли?

И мы двинулись прочь от Банковского моста, а наши места в ту же минуту заняли туристы, решившие, что мы подсказали им отличную идею для фотографии.

Оказавшись на другой стороне набережной, мы прошли еще метров пятьдесят и остановились возле неприметной двери со стеклянной вставкой в верхней части и коваными узорами. В центре, похожий на сургучный оттиск, обосновался круглый медальон. Внутри него, обвив тело хвостом, изгибался грифон — не такой, как на эмблеме НИИ ГИИС, но его явный дальний родственник.

Вася толкнул дверь в полуподвальное помещение и пропустил меня вперед. Навстречу дохнуло приятными запахами свежей горячей еды.

Кафе оказалось чем-то наподобие столовой. Мы прошли с подносами вдоль линии раздачи, собирая по пути тарелки с нужной едой (я прихватила запеканку и еще теплый, даже не пригоревший омлет с ветчиной и сыром), расплатились на кассе и уселись за дальний столик, огороженный с двух сторон этажерками с живыми цветами.

Уголок получился весьма уютным: с диваном, подушками и приглушенным светом. Над столом на толстых изолированных проводах висели светильники в виде лампочек накаливания. С нарочито обшарпанных стен на посетителей смотрели рисунки в стиле поп-арт.

На подоконнике стопками лежали книги — подобное частенько устраивали в кофейнях: авось посетитель зачитается и выпьет лишнюю чашку-две. Примечательно, однако, но в таких импровизированных «библиотеках» редко удавалось отыскать что-то действительно стоящее.

Тем не менее я притянула к себе ближайшую книжку в серо-голубой обложке. Пробежалась глазами по названию. Ровные, несколько потертые буквы сообщали: «Рохлинъ И. Э. Беседы за обеденным столомъ с многоуважаемым господином В.». Уже догадавшись, я раскрыла книгу на первой странице. «Издана в Петербурге в 1857 году, типография А. Вернера».

— Вот как… — задумчиво проговорила я, почему-то совершенно не удивившись, и отложила «Беседы» обратно на подоконник.

Пока завтракали — точнее, завтракала одна я, для всех нормальных людей давно подошло время обеда, — Вася поделился рассказом обо всем, что случилось в мое отсутствие.

Быстро расправившись с едой, я грела ладони о чашку с чаем и дослушивала истории о ключах, аптекаре Пеле и призраке Матильды Кшесинской, о концерте на Дворцовой, крышах и грифонах.

В конце Вася подытожил:

— Ты нас всех жутко напугала.

— Я сама себя напугала, — призналась я.

— Как ты вообще прошла через зеркало?

— Не знаю, — не отнимая рук от чашки, пожала я плечами. — Подумала про Василиску и шагнула. — Помолчала, обдумывая сказанное. — Это ненормально, Вась.

— Ненормально что?

— Слышать голоса тех, кого нет рядом. Видеть вот это все. Я даже в гороскопы не верю.

Я надеялась, хоть он меня поймет. Ведь он столкнулся с не меньшими странностями.

Вася закончил жевать. Посмотрел на меня как-то чересчур серьезно:

— Вольдемар сказал, ты медиум. Одна из одаренных, которых собирает Институт.

— Кто? Я?!

Вместо ответа Вася отодвинул в сторону пустую тарелку, встал и под неодобряющий взгляд кассирши взял со стойки чистую кружку:

— Мне без чая.

Неприятная тетка лишь хмыкнула. Вася вернулся за стол, скомкал салфетку и накрыл ее перевернутой вверх дном посудиной.

— Смотри внимательно, — сказал он.

Но как бы внимательно я ни смотрела, все равно не уловила момента, когда пальцы Васи прошли сквозь стенки чашки как сквозь туман, подцепили салфетку и помахали ею перед моим лицом.

— Как тебе?

— Впечатлит любую девушку, — осторожно отозвалась я, пряча растерянность и удивление за невозмутимостью.

— Надя то же самое сказала, — улыбнулся Вася и двумя пальцами переставил чашку, как будто та была испачкана. Затем признался с неожиданной легкостью, мгновенно разрядившей обстановку: — Все утро тренировался. Хотел тебя удивить.

Надеюсь, удивилась и правда только я.