Потусторонним вход воспрещён

Тяжелая муть колыхнулась в желудке, поднялась к горлу. Но я сдержался.

— Прорыв Исконной Тьмы возле Гавани три дня назад и похищения детей — ваших рук дело?

Вольдемар послушно кивнул:

— Спасибо Институту за невмешательство. Мы запомним вашу значимую роль в этом благом мероприятии.

— Не паясничай. И не заставляй меня повторять один вопрос дважды: ты слышал последнюю часть.

— Дети? А что дети? К их пропажам лично я не имею ни малейшего отношения. Как говорится, tempus tantum nostrum est… [46]

«Но ты знаешь того, кто имеет!» — чуть не выкрикнул я, но поймал взгляд Леонида. Он твердо говорил: «Не вмешивайся».

— Кого вы пытались вызвать и зачем? — продолжил он.

Вольдемар поерзал:

— Пусть твои прислужники снимут веревки, — и словно выплюнул: — Хранитель.

Лёня не шелохнулся, только медленно, по-совиному, моргнул.

— Ответ, — повторил он.

Вольдемар покачал головой:

— Не умеете вы соблюдать манеры. — Он подумал, пожевал разбитую губу. — Духа. Модельера человеческих и прочих судеб.

Повисла секундная тишина. Скользящий взгляд Потустороннего зацепил меня, как скребком прошелся. Вольдемар задумчиво поморщился:

— Я тебя знаю. Это ты шарился по общаге.

По коже пробежал озноб. Мастерская в общежитии… Подземный тоннель. Куклы.

Лёня быстро глянул на меня через плечо:

— Модельер судеб. Так называемый Мастер кукол. Уже наслышаны.

— Не могу сказать, что рад за вас в таком случае, — улыбнулся Вольдемар.

— И где найти его?

— Дух не ищет встреч. Когда ему что-нибудь надо, Мастер приходит сам.

Несколько секунд Вольдемар молчал, размышляя. Затем нехорошо сощурился.

— Скажи на милость, — наконец произнес Потусторонний, — а в НИИ ГИИС все такие твердолобые или только руководство?

— Поясни.

Вольдемар оскалился:

— Сам говоришь о возрождении, а потом спрашиваешь меня, почему пропадают дети…

Я понял: он нарочно так сказал, чтобы произвести впечатление. Пижон чертов! Арчи испуганно отступил за спину Медине, но тут же спохватился и стыдливо шагнул обратно. Володя сжал кулаки.

— Можно я ему еще раз вмажу? — с надеждой спросил он.

— Это бессмысленно! — расхохотался Вольдемар.

Лаборант промолчал, нахмурился.

Притихшая было Надя отчаянно стиснула мой локоть и произнесла упавшим голосом:

— Что это значит, Вась? Кто-то убил детей?

— Или собирается, — сказала Медина уже без прежнего пренебрежительно высокомерия, а точно камень в колодец уронила.

— Что ты хотел от Марго?! — выкрикнул я и рванулся навстречу.

Володя метнулся, перехватывая меня и оттаскивая назад. Вольдемар многозначительно промолчал, намекая, что три вопроса уже были заданы и теперь лимит исчерпан.

В образовавшейся тишине забытая колонка мягко шептала с подоконника:

You go down just like Holy Mary,

Mary on a, Mary on a cross,

Your beauty never ever scared me… [47]

После грохота ночного клуба вкрадчивые звуки песни наводили почти нечеловеческий ужас.

— Вась, они сумасшедшие… — прошептала Надя. — Пойдем отсюда. Пожалуйста.

У Лёни едва заметно дрогнуло лицо. Он обернулся на прилавок. Последняя песчинка в часах качнулась и скользнула в узкое горлышко.

— Мне это надоело, — обреченно вздохнул Леонид.

В его пальцах блеснуло что-то длинное и металлическое. Он коротко замахнулся, и мгновение спустя узкий нож для подрезания роз торчал из горла Вольдемара, впившись в него по самую рукоять. Потусторонний сдавленно всхлипнул и издал короткий булькающий звук. Глаза его выпучились и закатились. Он задергался, суча ногами и ловя ртом воздух.

Рядом закричала Надя. Я хотел схватить сестру за плечи, заставить отвернуться, но внезапная тошнота подкатила удушливым комком, вынуждая согнуться над ближайшим цветочным горшком и скорчиться, расставаясь с остатками скромного ужина.

Сзади с глухим стуком опрокинулся стул.

— Приберите тут, — как ни в чем не бывало велел лаборант.

Во рту саднила горечь. Где-то у корня языка зарождался новый приступ рвоты.

— Возьми водичку. — Медина заботливо протянула мне непочатую полулитровую бутылку с магазинной крышечкой. Я свинтил ее и жадно глотнул.

Когда я обернулся, на полу в круге лампы оставались лишь цветные тряпки и горстка серого пепла. Старательный Арчи сметал его щеткой в пластиковый совок. Над ним дежурил Володя с коричневым бумажным пакетом. Я покупал в таких выпечку в пекарне возле дома. Кажется, после сегодняшнего инцидента впредь никогда не буду.

— Что это значит? — трясущимся голосом пробормотала Надежда.

— Ты сама все видела. Впрочем, подробные объяснения оставим напоследок. Надо уходить. — Лёня погасил лампу и, не оборачиваясь, пошел к выходу.

— Спасибо за душевную беседу. Хоть души у тебя и нет, — проговорила Медина, перешагивая через кучку пепла.

Надя обняла меня:

— Ты как?

Я молча поморщился и покачал головой.

Поддерживая меня, сестра повела нас к выходу. На улице сделалось легче: прозрачный от запахов ветер ударил в лицо, пробрался под одежду, высушил липкую испарину. Я старательно дышал, ощущая проходящее головокружение.