— Тоже хохмач! Будто на фронте угадаешь. Вот врежет, так оба враз копытами кверху.
— Так я говорю…
— Да уж ты скажешь. Помолчи лучше.
— Ладно, пошли живее, — сказал Васюков.
Они быстрее зашагали по дороге, догоняя колонну, и Чумак, будто оправдываясь, говорил:
— Так я ничего… Если что говорю. Хорошие ведь сапоги, ногам сухо…
Только он сказал это, как небо над пригорком огненно вспыхнуло, в воздухе замельтешил рой снежинок, ракета поднялась ввысь и, посветив в небе, погасла.
— Ого! — сказал Васюков.
— Напоролись! — подтвердил Цветков.
Васюков, оставив товарищей, быстро побежал догонять роту, колонна которой уже остановилась на ночной дороге. В голове ее уже собрались командиры, все напряженно всматривались в ненастные сумерки.
— Да, это не дозор, — сказал Ананьев.
— Дозор был ближе, — подтвердил Гриневич.
Они помолчали, вслушиваясь, и Ананьев с досадой выругался.
— Какого же хрена тогда он молчит? Может, сигналы проворонили?
— Не могло быть. За сигналами я сам следил, — сказал Ванин.
— Разгильдяи! — нервничал Ананьев. — Сидят и молчат. А ну бери человека и дуй сам, — приказал он Ванину. Тот живо повернулся к строю.
— Кривошеев!
— Я.
— За мной!
Слегка пригнувшись, они побежали дорогой и скоро скрылись в ночи.
Некоторое время все обеспокоенно молчали, напрягая слух, потом впереди снова загорелась ракета, правда, несколько дальше, чем первый раз.
— А ну пошли! — сказал Ананьев и зашагал по дороге. За ним направились Гриневич, Пилипенко. Васюков накинул автомат поверх плащ-палатки.
Дорога спускалась вниз, они быстро шли по обочинам, пока не услышали бегущего навстречу им человека. Это был рядовой Щапа, боец из головного дозора.
Ананьев остановился.
— Ну?
— Немцы, товарищ старший лейтенант.
— Новость! Где Ванин?
— Там, — дыша паром, Щапа показал в темень. — Наблюдает. Немцы за лощинкой на бугре копают.
— Что копают?
— А черт их знает. Оборону, видно.
— На бугре?
— Да, на бугре.
— А село далеко?
— Какое село?
— Ну это… Как его…
— Рудаки, — подсказал Гриневич.
— Нет, села не видно. Вот тут, под горой, речка. Не очень чтоб. Перейти можно. А дальше бугор, а на бугре копают, — негромко и взволнованно докладывал Щапа, шепелявя из-за выбитого спереди зуба.
Подумав, Ананьев вытащил из-за пазухи карту.
— А ну заслони.
Присев на корточки, он натянул на себя полы накидки, включил фонарик. К нему склонился Гриневич.
— Так, мы тут, вроде, вот речка. А там высота, что ли. Сто семнадцать ноль.
— Да, сто семнадцать ноль, — подтвердил Гриневич.
— Хе, так за ней же станция.
— Выходит так.
— Утром Сыромятников все твердил: станция, станция. Думаю, где она? А она вон где. Вот бы захватить!
— Еще чего! — сухо сказал Гриневич.
Ананьев выключил фонарик, поднялся.
Все вдруг повернули головы — по дороге снизу кто-то бежал. Из темноты вынырнула фигура автоматчика, завидя своих, он перешел на шаг.
— Кривошеев, ты? — негромко спросил Ананьев.
— Товарищ старший лейтенант, надо ударить! Копают на бугорке, охранения с этой стороны никакого. Младший лейтенант говорит: надо ударить. Только быстрее.
Он выпали это на одном дыхании, возбужденно тыча в пространство, и это его возбуждение передалось командиру роты, который круто повернулся к замполиту:
— Ударим?
— Может, сначала разведать? — без особого энтузиазма возразил Гриневич.
— Тоже скажешь — разведать! Всполошим только. А так пока тихо.
— Ну. Пока охранения не выставили, — подхватил Кривошеев. — А ракеты ни черта не светят, снег с дождем забивает. Мы подползли к самой траншее, видно, как землю выкидывают, — дрожащим от возбуждения голосом твердил дозорный.
Гриневич несогласно и молча посмотрел вокруг.
— А соседи? Третий батальон вон где. И со вторым разрыв на два километра.
— Подтянутся ночью твои соседи. Никуда не денутся.
— Допустим, подтянутся. А патронов у нас хватит? Положим, собьем, а удержим?
Ананьев на минуту замер, размышляя, однако соблазн захватить высоту был слишком велик, и он с решимостью взмахнул кулаком.
— А — была не была! Рубанем — посмотрим! Васюков, дуй за ротой!
Гриневич смолчал, и Васюков побежал на пригорок за ротой.
Минуту спустя полсотня автоматчиков сбежала с пригорка. По обочине, радостно обгоняя строй, мчалась Пулька, пока кто-то из бойцов не сгреб ее и не упрятал за пазуху. Как только рота поравнялась с командирами, Ананьев скомандовал:
— За мной, марш!
То шагом, то бегом рота быстро спустилась с пригорка. Ананьев с Гриневичем бежали впереди. Рядом бежали дозорные и Васюков.
— Мы им сбоку зайдем. Они вправо развернулись, а мы с фланга. Ей-богу! Так в землю зарылись, ни черта не видят. Турнем, что и не пикнут.
— Ладно, — устало дыша, оборвал Ананьев. — Молчи пока. На бегу, оглядываясь, он отдавал распоряжения:
— За речкой — в цепь! Комиссар — с Пилипенко, я — с Ваниным. И бегом!
Густо сыпались с темного неба снежинки, впереди дорога упиралась в разрушенный мостик, под которым шумел ручей. На той его стороне появился Ванин. Он ловко перебежал по уцелевшей балке-бревну на эту сторону и присоединился к Ананьеву.
— Копают. Давайте быстрее!