Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Передние из автоматчиков уже приближались к мостку, другие забирали в сторону, к кустарнику на болоте. Несколько человек с ходу, почти не задерживаясь, сунулись в воду, и тогда сзади, вдобавок к автоматному огню, ударил пулемет. Приготовленные для ночи трассирующие огненными молниями стеганули наискосок по склону, пули рикошетом метнулись в небо. У мостка кто-то упал, кто-то, наверно, раненый, пронзительно завопил в отчаянии, но тут же этот его вопль и заглох в стоголосом грохоте боя.

Но вот сквозь визг пуль и треск очередей приглушенно, как неведомо из какой дали, донесся из-за речки знакомый надсадный крик:

— Стой! Стой! Такую твою… Стой!

Васюков встрепенулся, вскочил и бросился навстречу этому крику.

— Стой!.. Стой!

Это кричал Ананьев!

Без шапки, в распахнутой шинели, с пистолетом в руке он метался между бойцами по склону, пытаясь задержать беглецов и одновременно догнать передних, чтобы с ними остановить всю роту.

— Стой! Стой!

— Сто-о-ой! — не своим от ожесточения голосом заревел и Васюков, подбегая к мостку. По его бревнам навстречу мчались двое бойцов, вид их был довольно растерянный. Крича страшным голосом, Васюков одной рукой затряс автоматом, и бойцы, кажется, что-то поняли. Метнувшись от близких ударов пуль, они торопливо упали за насыпью. Туда же бегом кинулись те, что вылезли из речки. С их мокрых шинелей ручьями лилась вода.

Два пулемета на высоте, захлебываясь, извергали потоки пуль. Очереди, каждая третья пуля в которых была трассирующей, жалили землю, снег, воду в реке, брызгали снегом и грязью.

Ананьев выскочил из речушки едва не последним — грязный, мокрый, с зажатым в руке пистолетом, затвор которого застопорился в заднем положении, выдвинув вперед тонкий вороненый ствол. Пулеметная очередь обдала его брызгами грязного снега, но он даже не уклонился от нее — одним махом взлетел на обмежек, и Васюков подался ему навстречу. Командир роты, однако, даже не взглянул на него. Темное его лицо было искажено гневом, по щекам стекал пот. Грудь и живот старшего лейтенанта были в грязи, шинель сбоку распорота. Он подбежал к насыпи и, увидев бойцов, беспорядочно залегших на откосе, с ожесточением закричал:

— В цепь! В цепь!

Его тут же послушались, несколько человек поднялись и, пригнувшись, отбежали, чтобы залечь пореже. Нисколько не укрываясь от пуль, которые взвывали вверху, Ананьев проследил за бойцами, затем оглянулся в другую сторону и крикнул:

— Васюков!

Васюков без слов вскочил с откоса и, сиганув через лужу, бросился к командиру.

— Васюков, всех — в цепь!

Не оглядываясь, Васюков помчался короткими перебежками, то и дело плюхаясь в мягкий подтаявший снег, через десять секунд вскакивая снова. Сначала с высоты по нему не стреляли, затем, наверно, все же обратили внимание на одинокого беглеца, и пулемет с рассеиванием в глубину сыпанул горстью пуль. Одна из них хлестко щелкнула под руками. Васюков с маху упал на пересыпанную снегом стерню. Последняя пуля ударила в приклад автомата, расколов его пополам, и очередь метнулась к насыпи.

Еще один бросок — и Васюков укрылся за ольшаником. Крайние в цепи автоматчиков взвода Пилипенко, расползшись по обмежку, начинали окапываться, Васюков подбежал и растянулся возле одного из них, что невозмутимо лежал, широко раскинув ноги. Кажется, он что-то жевал.

— Где Пилипенко?

Боец молча кивнул в сторону и натянул на затылок ворот шинели.

Пригибаясь за голым, местами довольно-таки густоватым кустарником, Васюков побежал вдоль цепи и вскоре вместо Пилипенко в какой-то впадине-ямке наткнулся на лейтенанта Гриневича.

Замполит был ранен и, откинувшись на локте, со страдальческим видом лежал на боку. Брюки его были сдвинуты к коленям, незнакомый боец в телогрейке, склонившись над лейтенантом, поспешно и неумело бинтовал тому бедро и низ живота. Руки плохо слушались бойца, бинт закручивался, и Гриневич раздраженно покрикивал:

— Да сильней ты затягивай! Кровью сплыву.

— Сейчас, сейчас!..

Васюков вбежал в ямку и опустился рядом.

Лейтенант коротко из-под каски взглянул на него и поморщился.

— Сволочи! — выдавил он. — Что натворили! Дразнили с одного бока, а ударили с другого.

— Командир роты приказал: всем в цепь! — сказал Васюков.

Гриневич приподнялся на локте:

— Беги, передай Пилипенко. И чтоб ни шагу назад! А то на склоне положит всех.

Васюков было поднялся бежать, как увидел поодаль старшину — громко ругаясь, тот гнал в цепь трех бойцов, которых вернул, наверно, от самого пригорка.

— Гэть! Гэть, вашу мать! Я вам покажу тикаты!

Автоматчики в цепи не стреляли, прекратили огонь и немцы.

Пилипенко устало пробежал еще немного, пока от немцев его не заслонил кустарник, затем по взмежью свернул в сторону замполита.

Однако не успел старшина добежать до впадины-ямки, как с другой стороны послышалось торопливое чавканье ног, все оглянулись — решительной походкой сюда направлялся Ананьев. Он по-прежнему был без фуражки, в наспех застегнутой на пару крючков шинели, сбоку которой непривычно болталась знакомая планшетка Ванина.

Командир роты вдруг остановился над ямкой, будто неожиданно для себя наткнулся на нее.