Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Ну! — произнес он тоном, от которого у всех похолодело внутри. — Что расселись? Что расселись, так вашу мать!

Бегите дальше! Драпайте к чертовой матери!

Он уставился в какую-то точку у ног замполита и стоял так, вызывающе грозно возвышаясь над всеми. Гриневич, автоматчик, который перевязывал замполита и теперь без дела ерзал внизу, потный, усталый Пилипенко, что на беду как раз сунулся сюда, — все молчали.

— Почему драпанули? Драпанули почему? Я вас спрашиваю, старшина Пилипенко!

— Так цэ ж… обкружалы, — неуверенно начал Пилипенко и замолчал. Вскоре, однако, он уже решительнее выпалил: — А хиба мои одны драпанули?

— Ах, не твои одни! — подхватил Ананьев. — Оправдался! Выкрутился, как… Не его одни! И Ванина тоже — это ты хотел сказать?! Но Ванин на высоте остался, а ты тут! На какого же хрена тогда ты тут нужен!

Ананьев зло, раздраженно кричал.

Васюков то вскакивал, то садился — хотелось ему куда-нибудь убежать от этого командирского гнева, хотя он ни в чем не чувствовал себя виноватым. Гриневич тоже неловко застыл на боку, пытался было что-то сказать, но Ананьев никому не давал вымолвить слова. Наконец замполит вставил:

— Что материться без толку? Окапываться надо.

— Материться? — грозно сказал Ананьев. — Мало материться! Надо высоту вернуть! Поняли?

Гриневич с непроницаемой сосредоточенностью на темном, тронутом гримасой боли лице сказал:

— Вряд ли вернешь!

Ананьев не ответил и, минуту помедлив, сунул пистолет в кобуру.

Рота уже вся залегла двумя группами, на этой стороне речки не было заметно никакого движения, но позиция была тут более чем неудачная: все подходы с тыла находились на виду у немцев.

— Что ж теперь получается? — сказал командир роты, поворачиваясь лицом к высоте. — Получается, Ананьев — трепач! Донес про высоту, а сам в болоте сидит!

— Я же говорил вчера! — напомнил Гриневич. — Не надо было лезть. Пусть бы сидели, черт с ним. Приказа на атаку не было, зачем было выпендриваться!

— Ты мне про атаку не дуди! — снова загорячился Ананьев. — Атака первый сорт вышла. А вот сегодня обос…я! — закричал командир роты и повернулся к унылому Пилипенко. — Я же приказал тебе остановить взвод! Какого же ты черта сам кинулся за всеми?

— Так биглы ж!

— Видели его: биглы! И ты побежал! Ну тогда и бегай! Рядовым бегай! Я снимаю тебя со взвода! Понял?

— Знимайтэ, — покорно сказал старшина, пожимая плечами. Затем, как-то враз приняв независимый вид, стянул с головы шапку и ее подкладкой вытер с лица пот. — Така мини бида! Тьфу!

— Тебе стадом овец командовать, а не взводом! Тюфяк с мякиной!

— Та хто е.

Пулеметчик с высоты, кажется, что-то заметил на этой стороне и длинной очередью запустил через кустарник. Две пули щелкнули на краю ямы, пырснув в небо черной землей. Ананьев, однако, не шевельнулся и по-прежнему грозно стоял над ямой. Потом, не сказав ни слова, круто повернулся и стремительно зашагал к дороге.

Васюков выбрался из ямы и побежал следом.

Заняв свои окопы, немцы совершенно затихли на высоте, будто все остальное их не касалось.

Ананьев сначала бежал, а потом просто пошел скорым шагом. Васюков догнал ротного и, то и дело поглядывая на высоту, пошел сзади. Их легко было подстрелить тут, но Ананьев не бежал, и Васюков вынужден был идти за ним шагом. Так они и шли по почти открытому полю при абсолютной тишине с обеих сторон.

Уже рукой подать была насыпь у моста, когда на том месте, где Васюков недавно сидел с пленным, он увидел Щапу. У его ног лежал автомат, чем-то туга набитый вещевой мешок. Он кормил Пульку.

Ананьев тоже увидел его, но ничем не обнаружил своей заинтересованности — изредка поглядывая на высоту, дошел до насыпи, перепрыгнул лужу в канаве и по откосу взобрался к бровке дороги.

Щапа повернулся к командиру роты.

— Ваше приказание выполнил, товарищ старший лейтенант. Ананьев молча опустился на откос и, высунув голову, впервые сосредоточенно осмотрел склон высоты.

— Там второй батальон развертывается, — Щапа показал в сторону бугра за дорогой.

На дороге, на склонах высоты снега уже осталось немного: снег таял. В нескольких местах на склоне видны были трупы убитых — серые неподвижные бугорки шинелей между истоптанных снежных пятен.

— Где старшина? — мрачно спросил Ананьев.

— А там, за бугром, — подхватив вещмешок и подвигаясь с ним выше, сказал Щапа. — Повозка сломалась. Вот тут перекусить пока что.

— Он что — вещмешком думает роту накормить? — покосился в его сторону Ананьев.

— Да это пока что. Для вас.

Боец торопливо развязал лямки, достал три сухаря, банку консервов и флягу. Ананьев протянул руку и первым делом сгреб флягу.

— Дай сухаря.

Щапа с услужливой поспешностью выбрал сухарь побольше, но старший лейтенант разломал его пополам. Боец с недоумением взглянул на командира роты.

— Остальное разделишь на всех. Понял? — сказал Ананьев, протягивая вторую половинку сухаря Васюкову.

— Что делить, товарищ старший лейтенант?

— Что есть.