Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Климченко смотрел на него уже с явным любопытством.

— Познакомимся?.. Чернов. К сожалению, не Белов. Можешь называть меня Борисом… Ты же не комиссар. А немцы уважают достойных противников. Строевых командиров. Работяг войны. Специалистов. Ты с какого года?

— Там же все написано, — кивнул на стол Климченко. Чернов взял комсомольский билет, заглянул в него:

— Ну вот, почти одногодки. Конечно, здесь все написано. У нас, то есть у вас, на этот счет полный порядок. Как говорят, ажур, — и он начал ходить по землянке, иногда останавливаясь и бросая Климченко какой-нибудь вопрос:

— Да. Все написано. И где родился, и где крестился, и был ли за границей, и имел ли колебания. Все знаю. Сам был такой. Куришь?

— Не хочу.

— Послушай! И зачем эти бессмысленные жертвы? Сколько их уже понесла Россия? Революция, коллективизация, тридцать седьмой год. Из твоих никого не посадили?..

Климченко молчал, глядя на Чернова.

— …Ты думаешь, если был Сталинград, так уже и все?.. Скоро, я тебе точно говорю, скоро немцы введут такое оружие, что сами побежите за Урал, если не одумаетесь. Орденишко за что получил?

— Что ты от меня хочешь?

— Я не хочу, чтобы тебя расстреляли… Ты должен выступить по радио…

— По радио?..

— Да. По звуковещательной установке. Несколько слов к конкретным лицам. Это подействует. Это всегда действует.

— Я не предатель.

— Зачем такие слова?.. Ведь жизнь дается человеку только один раз.

Климченко молчит, а потом отрицательно поводит головой: «нет».

— А ты подумай, подумай. Ведь для тебя сейчас главное — выиграть время, а значит — жизнь.

— Нет! — твердо сказал Климченко.

В это мгновение стукнула дверь, и в землянку стремительно вошел высокий офицер. Вместе с Черновым они остановились у стола и о чем-то заговорили. Чернов подавал ему документы Климченко, что-то объясняя. Потом он и Чернов подошли к лейтенанту. Заметив на груди Климченко орден «Красная Звезда», офицер вновь сказал что-то Чернову и, достав портсигар, хотел уж было закурить, как вдруг протянул его лейтенанту. Тот посмотрел сначала на сигареты, а потом на немца с пренебрежительной улыбкой. И тут же получил сильный удар в челюсть от Чернова.

— Отказываться у немцев не принято, — услышал он над собой его голос. И перед лицом лежащего на полу Климченко упала догорающая спичка. Тогда лейтенант с трудом приподнялся и сел на пол. Офицеры, закурив, смотрели на него. Потом длинный бросил Чернову какую-то фразу и вышел.

— Не сердись, — примирительно, будто ничего особенного не произошло, сказал Чернов. — Это так: для порядка. Иначе… сам понимаешь: начальство! Садись! Садись сюда, ну…

— А ты, земляк, — порядочная сволочь! — сказал Климченко, садясь на табурет.

— Ну к чему такие слова? Приходится. Служба. Так что иногда лучше ударить.

— А ты зря стараешься.

— А ты зря отказываешься! Ведь все можно сделать и без тебя.

Чернов порылся в документах:

— Вот смотри. Командир отделения Голанога Иван Фомич. Ефрейтор Опенкин. Вот тут твоя пометка — посовет. с ротн. как сообщить о смерти жены. На этом тоже можно умно сыграть. Красноармейцы… Имя и отчество не проставлено. Плохо. Не любишь людей, а им сегодня, — и он постучал по столу пальцами, — на наши пулеметы идти. Всего двадцать два человека. Вот и выбывшие отмечены. Командир роты тоже известен — Орловец. А до него был Иржевский. Вот здесь и адрес госпиталя… Кто скажет, что все это было у тебя в записной книжке, а не в голове?.. Я даю тебе возможность выиграть время, а значит, и жизнь. Я понимаю тебя… все могло быть, скажем, и наоборот — я на твоем месте. Так что надо поступать в зависимости от обстоятельств. Ты ж видишь — я с тобой откровенен.

— А что я должен говорить? — спросил Климченко, взявшись за голову, но в то же время глядя на список в руках Чернова.

— Надо прочесть эту бумагу, — встал тот из-за стола и подошел к лейтенанту. — И добавить эти фамилии. — Он оставил листовку Климченко, а сам вернулся к столу.

Климченко взял листовку и начал ее читать, а Чернов положил список на стол, потом, что-то подумав и видя, что лейтенант занят изучением листовки, быстро спрятал листок в карман. И начал выставлять на стол закуску.

«Дорогие граждане! — читал Климченко. — Однополчане! К вам обращается бывший командир…»

А голос Чернова совсем доброжелательно гудел:

— Пойми же — какой смысл умирать из-за какого-то дурацкого принципа.

Климченко смотрел из-за листовки на стол, где лежали его документы.

— …Живем только раз, — говорил Чернов, расставляя на столе закуску. — Вот давай это дело и замочим. Как-никак людей от смерти спасаем… это скорее смелый взгляд на вещи, на сущность жизни.

Климченко прыгнул, схватил лежащие на столе документы, бумажки и, отскочив к выходу, раскрыл дверцу печки и бросил все в огонь. Чернов в это время доставал бутылку коньяка из ящика в углу землянки и не успел ему помешать.

Открылась дверь и вошел солдат с автоматом. Климченко стоял у печки и смотрел на Чернова.

— Идиот! — выдавил он с презрением. — Вот на таких дураках они и выезжают.

Он налил одну, вторую рюмку коньяка и, подойдя к Климченко, сунул рюмку ему в руку.